Союз журналистов Карелии написал жалобу в Генпрокуратуру с просьбой проверить законность действий Роскомнадзора: запрет на использование «слова из пяти букв» вместо «спецоперация», требование опираться на информацию только из официальных источников, а также угрозы о блокировке сайтов СМИ за неподчинение новым правилам.
Карельский союз журналистов стал единственным региональным отделением Союза журналистов России (СЖР), заявившим о фактическом введении цензуры. Лениздат поговорил с его председателем Георгием Чентемировым о причинах жалобы, положении региональных СМИ и будущем медиарынка.
— Вы председатель единственного региональной Союза журналистов, который заявил о цензуре и давлении на СМИ из-за новостей о «специальной операции». Почему вы решили сказать об этом и обратились в Генпрокуратуру?
— Не было никакого толчка или конкретного повода. Я увидел пресс-релиз Роскомнадзора о запрете использования любых источников, кроме официальных. Этот пресс-релиз я отправил в правление Союза журналистов. Наш медиаюрист сказал, что единственно возможный вариант повлиять на ситуацию – обратиться в Генпрокуратуру. На общем совещании мы проголосовали: не все высказались в поддержку, но большинство было за.
Сейчас многие люди расценивают этот поступок как смелый демарш, но у нас не было такой цели – мы не хотели «хайпануть».
Это не первое наше обращение в органы власти с просьбой проверки законности действий других госорганов. На наш взгляд, требования Роскомнадзора противозаконны, пусть прокуратура разбирается. Оказалось, что мы тут навели шороху.
— Генпрокуратура или Роскомнадзор как-то отреагировали на вашу жалобу?
— Жалоба через некоторое время должна быть рассмотрена, есть определенные законом сроки. Она была зарегистрирована – в подтверждение мне пришло письмо из Генпрокуратуры. Но пока ответа нет.
— Вы всё-таки ждёте какой-то реакции, или это было, скорее, публичное заявление о несогласии?
— Я не испытываю иллюзий, не живу в мире розовых пони и единорогов. На сайте чуть ли не каждый следующий пресс-релиз был о том, что по жалобе Генпрокуратуры необходимо заблокировать несколько ресурсов. Понятно, что Генпрокуратура – не тот орган, который сегодня будет вставать на сторону журналистов. Не хочу демонстрировать пораженческое настроение, но и не хочу выглядеть идеалистом, который пишет в Генпрокуратуру, думая, что она сейчас всё отменит, да ещё и войска выведет.
Но, с другой стороны, наше действие – это манифест. Он, скорее, был рассчитан на местных журналистов: мы заявляем о том, что понимаем неправильность действий РКН.
— А вас не смутило, что в пресс-релизе Роскомнадзора говорилось о материалах, «касающихся проведения специальной операции в связи с ситуацией в Луганской народной республике и Донецкой народной республике», а не обо всей Украине?
— Пресс-релиз опубликовали 24 февраля, в день начала операции. Может быть, они не хотели сразу «раскрывать карты». Не будем забывать и про риторику, под соусом которой подается информация, – нам нужно защитить ЛНР и ДНР, поэтому вводятся войска. Эта позиция до сих пор остаётся официальной.
«НЕТ ТАКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ, НО ЕСТЬ СООБЩЕСТВО ЖУРНАЛИСТОВ»
— К вам обращались представители других региональных СЖР с поддержкой или, наоборот, с осуждением вашего заявления?
— Ни того, ни другого не было. Я получал слова поддержки от коллег и знакомых, но от журналистов из других регионов или тем более представителей других союзов журналистов ничего такого не было. Из федерального СЖР мне тоже никто не звонил.
— А вы видите становление неформального сообщества журналистов? Вместе с блокировками сайтов, закрытиями изданий и каналов, постоянным прессингом журналистов медиасообщество как-то аккумулируется, поддерживает журналистов?
— В целом в обществе мы видим сейчас огромную поддержу действий государства, но среди коллег-журналистов я такой поддержки не вижу. Возможно, потому, что журналисты в массе своей более скептично настроены. Они видят, что происходит, и им это не нравится – по крайней мере тем, с кем я общаюсь. Хотя не исключаю, что нахожусь в своём «информационном пузыре».
Карельские СМИ отказались от освещения темы «спецоперации» и даже от освещения протестов. При этом журналисты ходят, фотографируют и снимают видео. И вот недавно вышла новость, в которой все материалы я подписал «журналистское сообщество Карелии». Нет такой организации, но есть сообщество журналистов.
Но чем я могу поддержать, например, журналистов «Медузы»*? Деньгами? Высказать слова поддержки? Это странно и не очень понятно. Но тот пример, который я привёл, наверное, можно назвать объединением, реакцией на происходящее.
— Вы говорите об общественной поддержке. Разве общество поддерживает это?
— Публичное выражение поддержки – провластные митинги, акции с латинской буквой Z на плакатах – организованы «сверху». Но если почитать комментарии, мы увидим большую общественную поддержку.
Уже двое уроженцев Карелии погибли на Украине (эту информацию подтвердил глава Карелии Артур Парфенчиков: 1, 2). Я разговаривал с их односельчанами. Погиб молодой человек, 19 лет. Простите за откровенность, но, по-моему, человек, к тому же его односельчанин, должен был ужаснуться. Я ожидал услышать какую-то сдержанную критику, хотя бы сомнение. Но нет. Люди говорят, что человека, конечно, жалко, но в целом всё правильно. То же самое я вижу в фейсбуке: общаешься с конкретными живыми людьми, которые всё это поддерживают, находят миллион объяснений, мотивов, чтобы оправдать то, что происходит сейчас.
Во многих городах люди выходят протестовать, и протест как раз идет «снизу». Но воспользуюсь пропагандистским приемом и скажу: давайте посмотрим на количество этих людей, посчитаем процент. Нужно иметь смелость, чтобы выйти на улицу с плакатом «Нет [слово из пяти букв]!», потому что ты понимаешь, что с высочайшей долей вероятности тебя ждут проблемы.
Фото: архив Георгия Чентемирова
«НИКТО НЕ ХОЧЕТ УГОЛОВНЫХ ДЕЛ, БЛОКИРОВОК И ПРОЧЕГО»
— Как региональные медиа освещают события на территории Украины?
— В Карелии даже относительно дерзкие издания, которые всегда были нелояльны и показывали критическое отношение к власти, сейчас замолчали. Потому что никто не хочет уголовных дел, блокировок и прочего. И даже если написать «по закону», понятно, что закон в РФ может применяться и трактоваться совсем не так, как ты ожидаешь. Люди не хотят рисковать.
А как мы можем реагировать, если целые СМИ уходят с рынка? Если «Новая газета», которая за годы своего существования потеряла четырёх журналистов (речь о смертях Игоря Домникова (2000 год), Юрия Щекочихина (2003 год), Анны Политковской (2006 год), Анастасии Бабуровой (2009 год)), заявила о том, что снимает материалы по теме «спецоперации», потому что не хочет блокировки издания. Что тогда делать местным СМИ? Им только посочувствуют и всё.
— 3 марта вы направили жалобу в Генпрокуратуру, а на следующий день Владимир Путин подписал закон об уголовной ответственности за фейки о действиях российских военных в рамках «спецоперации». Именно из-за этого закона «Новая газета», «Сноб», The Bell, Republic* отказались освещать непосредственно боевые действия. Какую картину медиа вы видите сейчас и чего ожидаете в будущем?
— У меня пессимистичные, наимрачнейшие прогнозы. Я не вижу никаких поводов для улучшения положения.
Продолжится угасание независимой журналистики, отъезд тех, кто может уехать. А те, кто не может, будут писать про масленицу и сгоревшие бани.
Я думаю, что журналистика очень быстро скатится к состоянию эпохи застоя. Будет меньше расследований, острых репортажей.
Никто не отменял ещё и понятие «самоцензура». Раз нависает угроза уголовной статьи по одному поводу — может быть, тогда лишний раз не высовываться? Я вижу, что журналистика в России, которая и без того переживала нелёгкие времена, отмирает окончательно. Надеюсь, что я ошибаюсь.
— Вы говорите о федеральной или региональной повестке?
— Об обеих. Мне кажется, закон о «фейках» не последний. Власть не остановится. Зачем останавливаться, если тебя поддерживает общество в стремлении всё задавить, задушить, заткнуть рот? У нас же есть законы, которые с трудом можно было представить и по которым уже преследовали журналистов – то же самое признание «иноагентом». Но «иноагенство» хотя бы не грозит реальной статьей. А тут государство прямо завило: сейчас нельзя распространять «фейки» о «спецоперации». Но что именно является «фейком» – государство решает само. Через полгода запретит ещё что-нибудь.
— То есть признание СМИ «иноагентами», «нежелательными организациями», закон «о фейках» и, если вы правы, другие репрессивные законы, которые будут приняты в будущем, – звенья одной цепи?
— Не хочу быть кухонным политологом, но, мне кажется, это закономерные вещи. Люди, которые это внедряли, хорошо продумывали. Конечно, они не могли продумать всё до мелочей, но мы видели, как эти законы, мешающие работе и очень сильно меняющие гражданское общество в России, принимались последовательно, постепенно.
Посмотрите, как принимался закон «об иностранных агентах». Сперва признали «иноагентами» пятерых человек, в числе которых наш карельский коллега Сергей Маркелов*. Потом была пауза. Все думали: «Ну, наверное, всё». А потом буквально за год признали больше сотни «иностранных агентов». Все эти законы принимаются с холодным расчётом. Я выскажу не только своё мнение: вероятно, точка отсчёта – Болотная. Постепенно начали принимать экстремистские пакеты законов, закон об оскорблении чувств верующих – это всё звенья одной цепи.
*Минюст внёс «Медузу», Republic и журналиста Сергея Маркелова в реестр СМИ-иноагентов