Мнения
/ Интервью

20 июня 2022 14:22

«Мы жили на хуторе у латышей. Они извинялись, что по-русски говорят с акцентом»: Максим Кузахметов о переезде в Латвию

«Мы жили на хуторе у латышей. Они извинялись, что по-русски говорят с акцентом»: Максим Кузахметов о переезде в ЛатвиюФото: соцсети Максима Кузахметова

«Лениздат.Ру» продолжает цикл материалов о журналистах, которые решили уехать из страны после 24 февраля. Мы уже рассказывали о том, как журналист Иван Штейнерт перебрался в Грузию и как экс-сотрудник газеты «Ведомости» Даниил Большаков бежал в Армению

Сегодня мы публикуем интервью о переезде в так называемое «вражеское НАТО». Что может смутить силовиков на границе и как к российским журналистам относятся латыши — рассказал петербургский медиаменджер, историк и бывший главный редактор «МК в Питере» Максим Кузахметов.

— Вы покинули Россию в конце марта. Почему вы уехали?

— У нас была серьёзная предыстория. К нам домой приходила ещё в 2019 году полиция с органами опеки. Они наведывались в сумме три раза, просто на третий я уже не открывал дверь, не хотел вступать с ними в диалоги или беседы. В марте получилось так, что мы просто взяли всё бросили и уехали.

В этом плане я не понимаю людей, которые хотят как-то подготовиться, найти себе за границей работу – это невозможно. В нашем случае повезло только в том, что нам финны дали шенгенские туристические визы. Но если бы не дали, мы все равно полетели бы в Ереван, в Баку, в Тбилиси…

Мы уехали с тремя несовершеннолетними детьми и вообще не представляли, куда направляемся. То, что мы оказались в Риге, – это во многом случайность. Изначально мы рассматривали вариант с получением статуса политического беженца. Гипотетически можно было бы, но это совсем другая жизнь. А хотелось быть самостоятельными.

По пути из Таллина (Эстония) в Вильнюс (Литва) мы остановились у друзей в Латвии на хуторе – на настоящем хуторе, где разводят овец, коров, кур. Я отправил несколько писем в разные СМИ Латвии. Мне никто не смог предложить работу, но настоятельно посоветовали остаться. В итоге мы приехали в Ригу, где я стал знакомиться, встречаться и общаться с такими же беженцами. Здесь разные люди и организации очень много сделали для нас. В первую очередь, конечно, потому, что я журналист и работал только в независимых (в той степени, насколько это возможно в России) СМИ. Быт постепенно налаживается. Сейчас младшая дочь уже ходит в местный детский садик, а старших детей определили в школу. Это серьёзное событие в нашей жизни!

Интересно, что без всяких проблем наших детей-подростков взяли в спортивную секцию волейбола. Без документов, без ничего. Здесь непривычным образом многое устроено: в первую очередь всё для людей, а не для бюрократии.

— Если история с органами опеки произошла ещё несколько лет назад, почему вы переехали только после 24 февраля? Когда наступила та самая «точка невозврата»?

— В России у меня тоже периодически спрашивали: «Ну и что же ты не уедешь, если родину так ругаешь? Вот и уезжай на свой проклятый Запад». А я отвечал: «Почему это я должен уезжать? Сами уезжайте в свою Северную Корею. Я уезжать никуда не хочу».

Но после 24 февраля меня шокировала реакция многих окружающих людей на то, что произошло. Вместо какого-то озарения, понимания катастрофы я увидел среди родственников, близких, знакомых в лучшем случае реакцию «не всё так однозначно», а в худшем – «правильно, давно надо было мочить этих бандеровцев». И всё. Тогда я реально подумал: «Что я здесь делаю?»

Без детей мы с супругой, может быть, ещё помучились, поборолись. Но в школах эти буквы «Z», зомбирование, пропаганда... Стало очевидно, что у моих детей в нынешней России нет будущего.

— С какими трудностями вы столкнулись при переезде?

— Во-первых, нам повезло, ведь выехать не всегда просто. Требуется «серьёзное основание». У меня, например, была путёвка на лечение в Эстонии. Так совпало, что осенью мне делали серьёзную операцию на колене и реабилитация действительно была актуальна. Но при мне машины на границе просто заворачивали, говорили, что нет оснований для выезда. Людей буквально спрашивали: «Зачем вы едете за границу?» Это такая лайт-версия «железного занавеса». 

— Вам даже допрос не устраивали? Настолько всё спокойно?

— Просто повезло. Может, на таможенников и пограничников как-то подействовало то, что с нами были дети. Но всё равно было нервно. Никогда не знаешь, когда тебя остановят и скажут, что твоя фамилия, например, в чёрном списке.

У меня есть знакомые, которые вылетали в «дружественные страны», и у них в аэропорту требовали разблокировать телефоны, смотрели чаты. Или ещё случай: знакомая подготовилась, все переписки почистила, но в голову ей не пришло, что могут посмотреть историю поиска в Гугле. А там у всех порядочных людей могут оказаться «Новая газета», «Медиазона»*, «Медуза»*, фамилия «Навальный». В общем характерный набор. А это уже просто подарок для силовиков. Можно фабриковать дело.

— Самый сложный вопрос при переезде – на что жить? Вы по-прежнему занимаетесь журналом «Дилетант» и ведёте программу «Всё так Плюс» с бывшей командой «Эха Петербурга», которая переименовала YouTube-канал в «Ищем выход». Достаточно ли этого? Или чем вы ещё зарабатываете?

— Жить на это невозможно. Я пытаюсь найти средства заработка, но тут есть объективные трудности. Например, нужно получить разрешение на работу. Получение рабочей визы – это сложный путь. Но он возможен, если этим вопросом терпеливо заниматься. И есть высокий шанс остаться в профессии.

В Риге расположены штаб-квартиры DW*, «Медиазоны»*, «Медузы»*. Недавно «Новая газета. Европа» здесь свою редакцию обосновала. Нет проблем с языком. По-русски со всеми можно говорить. Никто, конечно, не скажет: «Чемодан. Вокзал. Россия». Латыши с сочувствием к нам относятся.

— В Риге уже сформировалось полноценное русскоязычное журналистское сообщество?

— Не то чтобы мы тут с коллегами ходим и непременно братаемся, но я встречал много порядочных людей, которых заочно знал. Из Петербурга, кстати, здесь не так много журналистов.

Вообще здесь достаточно разные люди, но с «понаехавшими из России» мы идейно близки. А вот с местными СМИ, которые работают на русскоязычную аудиторию, всё немного сложнее. Парадоксальным образом они все частные и независимые. Но для сохранения тиражей и аудитории часто идут навстречу чаяниям читателей. И если встаёт вопрос о сносе какого-то советского памятника (про который кремлёвские пропагандистские телеканалы будут раздувать истерию), местные «старые» русскоязычные СМИ будут «выражать озабоченность». Мол, надо «искать компромисс», «нельзя так резко принимать решения» и всё в таком духе.

— Вы говорили, что в Прибалтике, где вы сейчас находитесь, одно из самых демократических законодательств в области СМИ. При этом во всем Евросоюзе запретили вещание «Спутника», RT и других российских госСМИ. Хоть я сама не в восторге от Маргариты Симоньян, но разве наши власти не правы, что это тоже цензура?

— Это не СМИ, это средства пропаганды. Потому что СМИ – это когда вы за свой счёт (или за счёт инвестора, заинтересованного в прибыли) скинулись, открыли какой-то сайт, радиостанцию, газету и затем продаёте медиапродукт.

Чуть больше года назад я был главным редактором газеты «МК в Питере», которая сейчас оказалась под контролем структур Евгения Пригожина (прим. речь идёт о том, что с 2021 года главный редактором «МК в Питере» стал Тимофей Шабаршин. Ранее он был редактором «Невских новостей» и «Народных новостей» — сайтов, которые некоторые расследователи связывают с Евгением Пригожиным. Сам бизнесмен отрицает какой-либо контроль над СМИ). И раньше газета как-то функционировала: приличный тираж продавался, была реклама, можно было хоть и с трудом, но сводить концы с концами. В нашем случае была франшиза, никаких дотаций. И вот это было СМИ – мы делали газету для читателя. Если бы мы делали что-то неинтересное, её просто перестали бы покупать.

Но СМИ, которые Вы приводите в качестве примера, — это даже не пропагандисты, а настоящие экстремисты. Если по Первому каналу или по НТВ кричат: «Разбомбить и уничтожить!» — то что это? Но на миллионы наших соотечественников это зомбирование действует.

Напомню, что в Европе раньше никто не запрещал российские телеканалы. Упрекать в том, что на Западе вдруг какая-то цензура начала бесчинствовать, сейчас смешно.

То есть вы считаете, что сейчас ограничения оправданны?

— Запрещённые в Западной Европе российские СМИ — это органы государственной пропаганды, на которые тратятся миллиарды рублей. Это не имеет никакого отношения к независимым СМИ.

Например, ещё несколько лет назад, будучи в Санкт-Петербурге членом жюри «Золотого пера», я не понимал, как оценивать работу местного телевещания. От него уже давно не осталось никакого подобия самостоятельного городского СМИ. Все каналы или на содержании у городской администрации, или косвенно у федерального бюджета. Лучше было бы поощрить какой-нибудь телемагазин, потому что даже он должен сам на себя зарабатывать. Это было бы честнее. Я бы за него проголосовал.

Коллеги часто оправдываются: «А что такого? Я же делаю передачу про культуру. У нас премьера была в Мариинке». Так же оправдывались при советской власти. Но даже у Мариинки давно подмочена репутация. Это тоже часть провластной системы, а не чистое искусство.

— Помогает ли Латвия журналистам, которые бегут от российского режима?

— Мы знаем людей, на которых заведены уголовные дела и которым реально пришлось сбегать, чтобы не оказаться в тюрьме за текст, лайк или репост. И да, есть фонды, которые им помогают с гуманитарными визами, дают вещи, помогают выжить. Но лично мне лишний раз неловко к этим фондам обращаться. Слава богу, это и не всегда надо, здесь я встречался с совершенно другими проявлениями гуманизма.

— Выручают обычные люди?

— И они в том числе. Когда я написал в Facebook**, что мы всё бросили и уехали, мне сразу предложили помочь деньгами те знакомые, от которых я этого вообще не ожидал. Ещё раз повторю, что в первые дни в Латвии мы жили на всём готовом, на хуторе у латышей, которые больше всего беспокоились, чтобы мы не волновались, что здесь кто-то настроен против нас. Они извинялись, что по-русски говорят с акцентом.

— Многие историки и политологи очень не любят исторические параллели и сравнения. Но я всё же спрошу: с каким периодом истории вы лично сравниваете нынешнее положение в России?

— Можно сравнить практически с любым периодом истории, когда у власти деспот. Это происходило много раз. Монарх решает всё по-своему, а подданные безропотно принимают. Самые смелые могут к нему иногда обратиться только с челобитными.

Но с такой безумной пропагандой, как сейчас, – это, конечно, сталинские времена, 30-е годы ХХ века. «Мы окружены врагами, с которыми непременно надо воевать. Дети должны стать Мальчишами-Кибальчишами, все мужчины должны уйти на фронт, а все женщины должны стать санитарками. А ещё среди нас пятая колонна, которую надо расстреливать». Всё это безумие почти повторяется. С именем «великого Сталина на устах» до сих пор живут миллионы россиян.

Я много читал писем и публикаций людей, живших в 1920-е годы. Они тоже искренне надеялись, что станет получше после Гражданской войны или НЭПа. Но настал 1937-й год. Я не хочу пророчить такого исхода. В истории бывали и тихие диктатуры. Но пока просвета не вижу…

— При каком условии вы бы вернулись в Россию? Вы вообще рассматриваете для себя такой вариант?

— При нынешнем режиме это точно невозможно. Но даже если он падёт, если пройдут свободные выборы, большинство людей всё равно охотно проголосуют за того, кто им пообещает прежнее имперское величие. Эти люди в России не поймут, как им воспользоваться свалившимися демократическими ценностями, и будут ждать, чтобы царь-батюшка все проблемы решил.

Реальным спасением могло бы стать формирование из Ленинградской области и Санкт-Петербурга независимого прибалтийского государства. Но это всё маловероятно. В общем я скептически настроен. Мы с семьёй учим латышский язык и будем пускать корни здесь, скорее всего.

*«Медиазона», «Медуза», DW внесены Минюстом в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента

**Компания Meta Platforms Inc., владеющая социальными сетями Facebook и Instagram, по решению суда от 21.03.2022 признана экстремистской организацией, деятельность которой в РФ запрещена