В конце мая прошлого года журналиста SOTA (sotaproject) Петра Иванова избили двое неизвестных. Несмотря на то, что уголовное дело было возбуждено на следующий день, полиция так и не смогла установить нападавших. Сам Иванов и его коллеги выпустили расследование, где говорилось, что одним из нападавших мог быть Григорий Малышев – руководитель петербургского отделения «патриотического» движения «Волонтерская рота Боевого братства». Через год после этих событий полиция заявила о приостановке расследования из-за «невозможности установить нападавших».
«Лениздат.ру» поговорил с Петром Ивановым о расследовании, прессинге со стороны членов «Волонтерской роты» и слабых надеждах на поимку преступников.
«Мы опубликовали расследование, когда поняли, что полиция не будет ничем заниматься»
— В мае прошлого года двое молодых людей напали на вас и избили. С чем вы связываете это преступление?
— Само избиение, я думаю, связано именно с моей работой журналистом, хотя тогда я еще работал в пресс-службе фракции «Яблоко» в Заксобрании Петербурга. Когда я звонил в полицию после избиения, дежурная сразу задала мне вопрос: «В чем причина нападения?». Я говорю: «Заказали меня». Она спросила: «А чем вы таким выдающимся занимаетесь?» В тот момент я решил, что будет не очень хорошо говорить, что я работаю в СМИ и писал в том числе тексты о «специальной военной операции». Я ответил, что работаю помощником депутата.
Об избиении стало известно Александру Шишлову [депутат Законодательного собрания Петербурга от фракции «Яблоко» — прим.], он написал замначальника ГУ МВД России Дмитрию Баранову. Тот уже передал информацию в 66-й отдел полиции. Они встали там на уши: звонили мне каждые 15 минут, спрашивали: «Петр Васильевич, когда вы придете к нам писать заявление?». В полиции узнали, что меня выписали из больницы еще до того, как я сам об этом узнал.
Когда я пришел в отдел полиции, они уже провели оперативную работу без моего заявления. Полицейские просмотрели камеры видеонаблюдения, нашли, как эти ребята убегали, уже в принципе могли на них выйти.
— И несмотря на такой резонанс расследование заглохло?
— Я думаю, когда в полиции поняли, кем были нападавшие на самом деле, то они решили спустить расследование на тормозах. Возможно, одним из факторов стало то, что в уголовном розыске по Красногвардейскому району работает девушка, которая связана с «Волонтерской ротой». Она работает помощником следователя [канал «Ротонда» писал о том, что пресс-секретарь петербургского отделения «Волонтерской роты» Валерия Кашуба в GetContact записана как «Лера помощник следователя Красная гвардия» — прим.].
Как показало мое собственное расследование, которое я скоро выпущу, «Волонтерская рота» связана с администрацией президента России.
Фото: Петр Иванов
— Через месяц после нападения SOTA опубликовала собственное расследование, в котором называлось имя одного из предположительно причастных к вашему избиению — это Григорий Малышев, руководитель Санкт-Петербургского отделения «Волонтерской роты». Несмотря на это, полиция приостановила расследование по делу с формулировкой «невозможно установить нападавших». Вам известно, какие следственные действия вообще проводились?
— Единственные следственные действия, которые проводились, — это мой допрос. Мне сообщили, что будет проведена судебно-медицинская экспертиза без моего участия. То есть они просто взяли бумажки, посмотрели: ну, сломали нос — «три рубля компенсация». Впоследствии со мной ни дознаватель, ни оперативник не связывались.
Оперативники со мной официально вообще не взаимодействовали, только по телефону однажды позвонил некий Дмитрий. Он представился начальником уголовного розыска по Красногвардейскому району Петербурга и сообщил, что они нашли Георгия Малышева. Дмитрий спросил, знаю ли я такую организацию, как «Волонтерская рота». Я сказал, что, конечно, знаю. Через месяц я сам написал ему, спросил, нашелся ли Малышев, однако Дмитрий ответил, что уже не занимается моим делом.
Мне стало известно, что за нападением стоит «Волонтерская рота», примерно через три дня. Но мы в редакции специально тормозили публикацию, потому что думали: раз подозреваемых уже нашла полиция, то скоро их поймают и арестуют.
Мы опубликовали расследование, когда поняли, что полиция не будет ничем заниматься, а Дмитрий сообщил мне, что ничем не может помочь. Хотя при нашей последней переписке он говорил, что собирается поехать к ним в офис.
— Вам известно, доехал ли он до этого офиса?
— Нет, неизвестно. Я подавал месяц назад запрос в МВД Петербурга с просьбой объяснить, на каком этапе находится следствие: какие были произведены действия, что сделала полиция, допросила ли она свидетелей, причастна ли «Волонтерская рота» к этому. В полиции мне сообщили, что приостановили ход дела, потому что не нашли подозреваемых. Они не ответили, опрошены ли свидетели, но по моей информации — никого не допрашивали.
Участники «Волонтерской роты» интересовались мной у моей одноклассницы еще за два месяца до нападения: расспрашивали обо мне, искали мой адрес. Я говорил дознавателю, чтобы он пообщался с ней. Каждый месяц я беспокоил ее, спрашивал, приходили ли из полиции. Так и не пришли. Даже не позвонили.
— То есть документ о приостановке дела — это ответ на ваш запрос?
— Да. Согласно решению, дело было приостановлено 13 апреля. А запрос я подал через неделю. Видимо, после того, как пришел мой запрос, они решили что нужно что-то ответить и задним числом приостановили.
— После того, как, по вашим словам, целый год подвижек в расследовании не было, вы предполагали, что дело могут приостановить?
— Я даже не знал, что такое возможно. Я не предполагал, что по закону можно перестать вести расследование, потому что не смогли найти, кто это может быть. Хотя адвокат мне сказала, что, скорее всего, дело сделают так называемым «глухарем» — то есть они возбудили его и будут спускать на тормозах. Мы считали, что его будут просто бесконечно продлевать. Но они решили приостановить.
— В отношении нападавших возбудили дело по статье об умышленном причинении легкого вреда здоровью (ч. 2 ст. 115 УК РФ). Через год заканчивается срок давности по этой статье. Вы рассматриваете вероятность того, что полиция просто дождется истечения срока давности, чтобы закрыть дело?
— Не могу сказать насчет срока давности. Наверное, это было бы им удобно. Но у меня возникает вопрос: зачем они тогда дело в принципе возбуждали? Там же был такой ажиотаж.
При этом мне не дали ознакомиться с делом. Мой адвокат тоже не смогла ознакомиться с материалами. Мы увидели только бумагу о том, что они проводили проверку по статье 115.2 УК РФ, пункт «г» (умышленное причинение лёгкого вреда здоровью в связи с осуществлением лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга). Возбудили дело по той же статье, но под пунктом «а» (умышленное причинение лёгкого вреда здоровью из хулиганских побуждений). Следствие считает, что это были просто хулиганы.
Фото: личный архив Петра Иванова
«Ты же любишь снимать. А мы похлопочем, чтобы тебя отправили в первые ряды Вооруженных сил снимать»
— Это не единичный случай вашего взаимодействия с полицией. 12 июня, в День России, через две недели после избиения вас задержали в московском метро по указанию системы распознавания лиц «Сфера».
— Да. Причём когда меня задержали, я увидел в телефоне полицейского свою фотографию из Telegram, рядом с которой была свежая фотография, сделанная только что в метро. По всей видимости, система, которая занимается распознаванием лиц по базам федерального розыска, в какие-то дни ещё и начинает проверять всех замеченных на протестах. Условно, если бы ехал туда 9 мая, меня бы тоже, вероятно, остановили в метро.
После этого случая депутаты от «Яблока» также подали запрос с просьбой объяснить, на каком основании меня внесли в эту биометрическую базу, хотя в федеральный розыск я не объявлен. Нам ответили, что это ошибка системы, якобы есть человек, похожий на Петра Иванова, и он находится в федеральном розыске. Хотя, еще раз, в телефоне полицейского я видел именно свое фото.
Я подавал иск в суд с требованием признать действия полиции незаконными. Но суд мой иск отклонил в связи с тем, что я ошибся в какой-то букве. Они дали мне возможность доработать, я его доработал, отправил повторно, но ответ мне так и не пришел.
— Третий раз будете подавать это исковое заявление?
— Не думаю, что в этом есть смысл.
— То, что вы оказались в этой системе, вы тоже связываете с журналистской деятельностью?
— Наверное, были занесены все, кто был замечен на протестах. Особенно те, чьи фотографии публиковались в СМИ. По их логике, если были публикации, значит, люди медийные, за ними стоит следить. Если такие люди приезжают в Москву в День России, значит, точно хотят не просто на праздник посмотреть.
— История с тем, что вас выгоняли с митингов в поддержку ДНР и ЛНР, тоже связана с «Волонтерской ротой»?
— Да, там они меня узнали без системы распознавания лиц, это была такая лесть для меня.
Я узнал об этом мероприятии за день и приехал неподготовленным. Стал искать группу, чтобы в нее внедриться, пообщаться, посмотреть, что за ребята и чем они занимаются. Пообщавшись с группой студентов, я понял, что они в принципе не знают, куда идут. Перед входом на сам митинг организаторы устроили небольшое собрание, где дали установку: если вам вдруг что-то пообещали, например, деньги, то вы об этом никому не говорите, вы здесь потому, что патриоты. Я заснял его слова на видео. Это заметили две девочки и спросили, зачем я снимал. Я сказал: «Я журналист, я это заснял, спасибо, что поделились такой важной информацией, я это опубликую», — и ушел.
После того, как я прошел рамки металлодетектора, ко мне подошел мужчина в маске с бейджиком организатора и сказал: «Молодой человек. Вы дальше не идете. Вам нельзя». Он просто меня узнал в лицо и вывел за рамки, вначале под предлогом, что мне нужно пройти через другую рамку, а там сказал: «Дохлебывай чай и уходи». Я второй раз зашел, меня уже остановила полиция, которая сообщила, что организатор этого митинга запрещает мне заходить. Мне удалось зайти в третий раз. Но организаторы поняли, что я снова зашел, потому что я опубликовал видео. Они начали искать меня в сопровождении двух полицейских, схватили и вывели за ограду.
Я сел на ступеньки Петропавловской крепости, чтобы кое-что написать, ко мне подошел молодой человек и спросил, что там происходит, указывая на площадку. Объяснил, что там митинг в поддержку референдумов в ДНР и ЛНР. А он начал спрашивать мое отношение к этим митингам, к мобилизации, к «специальной военной операции». Потом подбежал другой человек в маске и капюшоне и начал снимать это на видео. Я вежливо ему сказал, что разговаривать об этом не хочу. На что он мне ответил: «Ты же любишь снимать. А мы похлопочем, чтобы тебя отправили в первые ряды Вооруженных сил снимать». Я спросил, с чего он взял, что я люблю снимать. Он ответил: «Да мы тебя знаем».
Фото: личный архив Петра Иванова
«В “ВолРоте” решили мне отомстить, чтобы я заткнулся и сидел тихо. Вышло наоборот. Я сделал «делом принципа» изучить их работу»
— Вас пугает такое повышенное внимание к вам и со стороны полиции, и со стороны членов «Волонтерской роты»?
— Такое внимание со стороны полиции — это обычная работа журналиста в 2022 и 2023 годах в России. Я не первый и не последний, с кем такое случалось. Наша редакция открыто придерживается [пацифистской] позиции, как и почти все независимые СМИ.
«Волонтерская рота» просто недовольна тем, что к ней привлекается повышенное внимание со стороны СМИ. Они и раньше не любили внимание прессы, но со мной случилась громкая история. Они поработали не в свою пользу.
До нападения я сделал несколько публикаций про «ВолРоту», где писал о том, что они покупают массовку для своих акций. На «Своих не бросаем» и на акции у Генконсульства Украины они также покупали волонтеров за 500 рублей. Видимо, за эти публикации бригадирам [прим. – в «Волонтерской роте» есть так называемые «Б-1» (бригадиры 1 уровня). Они занимаются тем, что создают свои команды в районах], которые были засвечены в прессе, сильно прилетало по шапке. В «ВолРоте» решили мне отомстить, чтобы я заткнулся и сидел тихо. Вышло наоборот. Я сделал «делом принципа» изучить их работу.
— Вы, если можно так выразиться, опытный человек в делах давления и прессинга. Могут ли сейчас независимые российские журналисты быть хотя бы немного спокойны за свою безопасность?
— Нет, конечно. Если хочется быть спокойнее, да в принципе, это здравый смысл подсказывает, сейчас в России лучше работать под псевдонимом. Я был дураком, мне не нравилось так работать. Уже сейчас, после введения законов о фейках и дискредитации, SOTA стала выпускать материалы тех, кто находится в России, под псевдонимом.
Если хочется максимально себя обезопасить, чтобы не быть побитым, не быть задержанным или арестованным, лучше в целом поменьше светиться. Тогда риск меньше.
— После случившегося с вами не было мысли прекратить заниматься журналистикой, если это так опасно, особенно сейчас?
— Нет, так неинтересно. У меня не было мысли перестать заниматься журналистикой. Меня это наоборот раззадорило, взбодрило. Их это взбесило, значит, я продолжу все равно. Это скорее подстегнуло дальше копать, чем испугало. Есть люди разного характера, я просто такого характера. Думаю, почти все в журналистике такого. Такая работа.
— Вы планируете выпускать расширенное расследование. Хотя вы сейчас находитесь не в России, я все же спрошу: публикация этого материала важнее, чем потенциальный личный риск?
— Думаю, да. Я, естественно, не считаю себя Политковской. Я не занимаюсь такими вещами, чтобы кто-то так сильно запарился и поехал в другую страну, чтоб меня найти и побить. Сейчас историю про «Волонтерскую роту» изучают многие издания, поэтому и без меня ей будет кому заняться.
— А что делать журналистам, которые находятся в России?
— Каждый исходит из своих интересов. Я бы только мог посоветовать быть как можно менее засвеченным. Есть журналисты, которые открыто выражают свою позицию, но они достаточно быстро становятся иноагентами. Быть иноагентом в России сейчас — это значит, что тебе нет жизни вообще. Поэтому если хочется качественно работать, нужно делать это непублично.
— Возвращаясь к началу нашего разговора, вы рассчитываете, что те, кто причастен к вашему избиению, понесут наказание?
— Скорее нет, чем да. Сейчас у властей на это идти желания нет. Они скорее покрывают такие поступки и называют это «патриотизмом».
Может быть, когда-то в будущем это все будет решено в рамках закона. Но мне хотелось бы, чтобы вся «Волонтерская рота» понесла ответственность за то, что они делают с молодежью, во что её превращают. Тот кейс со мной — это ерунда. Мелкая ситуация по сравнению с тем, что они делают в целом: слежка за оппозицией, промывка мозгов молодёжи, воровство денег.
Самое плохое — это то, что организация вообще никак не замечена в международном ключе. Только её руководитель Антон Демидов [прим.— до 2021 года Демидов был председателем Совета федеральных координаторов «Волонтерской роты», сейчас возглавляет «Молодую гвардию» ЕР] внесён в санкционный список Украины — и то за связь с «Единой Россией». Таким образом, все её руководители в случае чего могут просто уехать из России. Моя задача — не допустить этого.