1
Когда я работал в школьной стенгазете… блин, о чем это я? Никогда я не работал в школьной стенгазете! Начну по-другому: когда я работал в газете "Восход" Сямженского района Вологодской области, меня часто посылали собирать "Вести с полей". Выглядело это так: мы вместе с фотографом и водителем Шурой Люсковым ехали в какой-нибудь колхоз, где я брал интервью у рядовых тружеников.
- Как идет уборочная? – участливо спрашивал я.
- А, ..., техника к ...ням накрылась, камни за..ли, полотно у косилки на…лось! Сидим,…, ремонтников ждем! А они, в …у, не едут, с...ки! – вдумчиво отвечали мне рядовые работники.
Я записывал в блокнот: "Настроение у рядовых тружеников боевое. Уборочная страда в полном разгаре, так что расслабляться некогда. Есть и отдельные проблемы. Например, ремонтная бригада не всегда успевает вовремя приезжать на вызовы…" Потом мы шли к председателю. Председателя я, как правило, доводил до колик вопросами типа: "а вы лен вручную серпами убираете?" Мои передовицы хвалил даже глава района.
2
Потом я переехал в Вологду и устроился работать в газету управления культуры "Русский огонек". Газета была, что называется, "с традициями". В шестидесятые годы там печатались Яшин, Рубцов и прочие вологодские гении. В середине девяностых газетой руководил поэт Виктор Коротаев (ныне покойный, царствие ему небесное). У газеты был тираж 5000 экземпляров, из которых 4500 возвращались в редакцию. Зато газету читал "сам Василий Иванович Белов". Одна из картин того времени. У нас идет планерка. Телефонный звонок. Трубку берет Коротаев.
- Алло! Вася, привет! Да нет, ну ты что? "Молоко" - это русское слово. Исконно русское.
Коротаев кладет трубку, говорит в сторону:
- Вот, Белов что-то с утра звонит…
Я представляю, как Белов пишет роман. И тут натыкается на слово "молоко". И вдруг начинает сомневаться – а русское ли это слово? Может ли его употребить в своем тексте такой исконно сермяжный писатель, как он? Бедняга кидается обзванивать друзей, его успокаивают, и он садится писать дальше. Вот так и творится великая русская литература!
3
Следующая моя редакция – "Русский Север". Смешного там было много, как много было и страшного – работал я криминальным репортером. История из смешных. В то время еще не вошел в моду жанр "испытано на себе". Первыми это сделали мы в Вологде. А уже потом подхватила "Столица", "АИФ", "Комсомолка" и другие. Для одного из репортажей я переоделся нищим и собирал подаяние на улицах города. У меня был набор табличек: "Подайте бывшему журналисту "Русского Севера", "Подайте жертве женского произвола", "Give me some money" и так далее. Как сейчас помню, подали мне 1432 рубля (по тем временам – на бутылку пива). Больше всего сочувствия вызвала табличка про жертву женского произвола. Подавали, кстати, в основном женщины. Статья вышла, была признана лучшим материалом месяца, а через какое-то время мне звонит мама и с ужасом спрашивает:
- Саша, мне тут сказали, что тебя уволили из газеты, и ты ходишь по улице, милостыню просишь!
Я долго объяснял маме, что такое репортаж и почему мне, известному журналисту, не западло ради хорошего материала выйти на улицу с протянутой рукой.
4
Затем я работал в газете "Хронометр". Уже не журналистом – сначала заместителем главного редактора, потом главным. Однажды мы выносили на первую полосу материал под названием "политические проститутки" - о девушках, которые обслуживают местных политиков. Нужно было проиллюстрировать материал какой-нибудь развратной, но все же не порнографического вида красоткой. Я просмотрел все диски с картинками и выбрал единственную девушку, которая была почти одета. Снимок поставили, газета вышла, а наутро мне позвонили и сказали, что эта девушка – лауреат конкурса красоты, учредителем которого является наша газета…
На самом деле такие косяки у нас случались систематически. Например, однажды мы ставили в номер два материала – один про Путина, второй про педофила. И перепутали полосы. Утром мне звонит читатель. Серьезный такой, сосредоточенный.
- Посмотрите, пожалуйста, анонсы на первой полосе.
- Ну! – говорю я, - "Гадский папа", страница 4.
- А теперь откройте четвертую страницу.
Я открываю и вижу всем нам известного человека в кимоно, сидящего со скрещенными ногами.
- Скажите спасибо, что сейчас не тридцать седьмой год, - сказал читатель и положил трубку.
- Спасибо, - машинально сказал я.
5
Потом я переехал в Москву. Но это уже совсем другая история…