Пять лет назад в авиакатастрофе погиб Артем Боровик.
Плохие вести доходят быстро. 9 марта 2000 года в 8 часов 42 минуты самолет "Як-40", едва успев оторваться от взлетки аэропорта "Шереметьево—1", рухнул на землю, унося на крыльях жизнь девяти человек. Уже через час в квартире Боровиков раздался телефонный звонок. "Генрих, что с Артемом?" — взволнованный голос в трубке. "С Артемом? Ничего". — "Значит, я первый", — горестно вздохнул старый друг и рассказал, что услышал только что по радио. А телефон редакции газеты “Совершенно секретно”, которую на протяжении 10 лет бессменно возглавлял Артем, уже обрывали люди: "Это правда?".
Сегодня, спустя пять лет после трагедии, об Артеме на страницах "МК" вспоминают те, кто знал его лучше всех — родители, коллеги, друзья.
По телевидению показывали жуткие кадры с места трагедии: чей-то изуродованный труп тащили за ноги, голова билась о бетон. Страшно подумать: только что этот человек жил. Еще печальней было сознавать, что среди погибших находился ас отечественной журналистики Артем Боровик. В расследовании обстоятельств авиакатастрофы все еще не поставлена последняя точка.
При ударе о землю самолет разломился надвое, пассажиров разметало по полю, и только двое остались на своих местах: первый пилот и Артем Боровик. Летчика зажало в кабине. Артем, единственный пассажир, который пристегнулся перед взлетом, тоже оказался заблокирован в искореженном пассажирском салоне. Спасатели приехали мгновенно, но почему-то без необходимого в таких случаях снаряжения. Тело Артема извлекли только через четыре часа. А вдруг его можно было спасти? Эта мысль не дает покоя родным.
Странно, но его наручные часы не остановились. Погнулся массивный браслет, но механизм выдержал удар с 50-метровой высоты. Часы шли еще несколько месяцев, отмеряя время уже без Артема.
В ночь с седьмого на восьмое марта, за два дня до трагической гибели, он был гостем Дмитрия Диброва в передаче “Антропология”. Вопрос с пейджера: “Если вы такой честный, почему же вы до сих пор живы?”, стал пророческим. Потом человек, приславший вопрос, написал письмо Генриху Боровику: “Я глубоко раскаиваюсь, что мои слова так страшно материализовались, но это не было угрозой”.
— Мы всегда волновались за Артема, — говорит Генрих Аверьянович. — И не знаю, где было горячее — в Афганистане или в холдинге “Совершенно секретно”. Он ходил с телохранителями, а в последнее время увеличил охрану. Мама волновалась, а он успокаивал: “Да ну, это только для понта!” На самом деле, были серьезные угрозы. Однажды на шоссе огромный джип пытался на большой скорости сбросить его машину в кювет. Тема знал, что его могут убить. Как-то спросил вроде бы в шутку, с улыбкой: “Вы на могилку-то мою ходить будете?” У меня сердце обдало холодом. Уже после смерти его друзья рассказали, что как-то он пришел и сказал: “Меня заказали. Что делать?” Они увезли его на две недели из Москвы. У Артема было слишком много влиятельных врагов. Даже мне звонили анонимы: “Уберите своего сына с телевидения!”
…Практически все обращались к нему по имени. Казалось, для отчества этот красивый кареглазый парень еще слишком молод. Прядь седины, появившаяся в последнее время в черных волосах, только добавляла импозантности. Он всегда появлялся и исчезал неожиданно, даже по сотовому телефону поймать его было нелегко — Артем летел по жизни кометой, обгоняя время или, по меньшей мере, держа его за хвост.
Сын известного журналиста-международника, естественно, пошел по отцовским стопам: он с детства знал эту профессию изнутри. И когда ему, как одному из лучших студентов МГИМО, предложили блестящее распределение в МИД, отказался не раздумывая. В институт звонили обескураженные кадровики из МИДа: “Как это понимать?” А Артем хотел быть только журналистом.
— Громкая фамилия ему скорее мешала, — признается Генрих Боровик. — К “сынкам” и “дочкам” везде относятся с предубеждением. Однажды Тема сказал в шутку: “Ну, батяня, не повезло мне с тобой. Что бы я ни сделал, куда бы ни пришел, какую бы идею ни предложил, все твердят: “Ну конечно, сын Боровика! Ему отец помогает!” Я ему ответил тоже в шутку: “Пройдет некоторое время, и люди будут говорить: “Вот идет отец Артема Боровика”. Так и вышло.
Журналист с дипломом престижного вуза, он не искал теплых местечек. Адреса его первых очерков в “Советской России” — это география нашей страны. Как-то среди ночи, радостно взволнованный, позвонил отцу: “Батяня! Я из Вязьмы. Только что был в доме, о котором Симонов написал стихотворение “Старый дом в Вязьме”.
— Я понял, — говорит Генрих Аверьянович, — что Артем, побывав в том доме, как бы присоединился к клятве журналистов, о которой писал Симонов: “Хлеб пополам, кров пополам — так жизнь в ту ночь открылась нам”. В 1969-м мы летели с Константином Симоновым из Монголии, и я спросил его: “Когда вы испытывали самое полное чувство счастья?” — “Старик Боровик! Ты не поверишь. Во время войны. Все было просто: здесь — свои, а там — враги. И я был уверен, что мое творчество нужно людям”. Артем тоже жил по этому принципу.
В моих руках документ за подписью начальника Генерального штаба, Маршала Советского Союза Ахромеева: "Корреспонденту тов. Боровику А.Г. разрешить в марте сего года посетить некоторые воинские части ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан и при этом присутствовать во время выполнения боевых задач одним из подразделений…"
"А отец знает?" — спросил маршал, прежде чем подписать разрешение. "Конечно!" — слукавил Артем. Это был один из немногих случаев, когда Артем использовал громкую фамилию “в своих интересах” — добился, чтобы ему разрешили не просто побывать в “горячей” точке, но и участвовать в военных действиях. Отец об этом узнал только после возвращения сына из Афганистана, когда Артема наградили солдатской медалью “За боевые заслуги”. Правда, Артем никогда ее не носил, считая, что награда журналиста и медаль солдата — вещи несопоставимые.
Из Афганистана он вернулся другим человеком — потрясенным и повзрослевшим. Это была не первая в его жизни “горячая” точка. Он был в Чернобыле, писал очерки и репортажи из Никарагуа. Но по числу бессмысленных смертей Афган не шел ни в какое сравнение.
— Он месяц почти не спал по ночам, — вспоминает Галина Михайловна Боровик. — Курил сигарету за сигаретой, слушал кассеты с солдатскими песнями, а затем “Реквием” Моцарта. Потом садился за пишущую машинку и писал до рассвета. После этой командировки Тема, никому ничего не сказав, пошел в церковь и крестился. В крещении он Артемий.
Его репортажи и очерки, которые опубликует “Огонек”, вызовут огромный резонанс. Это будет правда о “спрятанной войне”. Артем наживет врагов и приобретет друзей. Афганские дневники перепечатают все крупнейшие журналы мира — небывалый случай в истории “Огонька”. Их заметит Габриэль Гарсиа Маркес: “Я хотел бы познакомиться с этим храбрым репортером”, а Грэм Грин, прочитав очерки в “Life”, даст восторженный отзыв: “Мне не приходилось читать чего-либо о войне в Афганистане, что могло бы сравниться с этим свободным от политики свидетельством очевидца солдатских будней. Другими словами, это литература, а не журналистика”.
…Он очень любил свою жену Веронику и детей Максимилиана и Кристиана (домашние зовут их Максик и Кристик). При всей своей чудовищной занятости Артем старался выкроить вечером хоть часок, чтобы почитать деткам перед сном. В последнее время выбирал детскую библию. В день трагедии старшему сыну было всего 4 года, младшему не исполнилось и двух. И когда они нет-нет да и вспомнят: “Как нам не хватает папочки”, у родных разрывается сердце.
— Недавно они гуляли с Маришей (Марина Якушкина — сестра Артема. — Е.С.) у нас на даче, — улыбается Галина Михайловна. — Навстречу вышла Вика Токарева, с которой мы дружим: “Ой! Смотрите — это Боровик, — показывает на Максика, — а это — Хильчевский!” Кристик так возмутился: “А вы разве не знаете, что мы оба — дети Артема Боровика?”
За свои 39 он успел невероятно много, и подпись “Артем Боровик” уже считалась гарантией успеха, знаком качества. Создал холдинг “Совершенно секретно”, тираж газеты увеличил с сотни тысяч до двух с половиной миллионов экземпляров, начал выпускать газету “Версия”, журнал “Лица”, создал телевизионную компанию. В год юбилея Москвы устроил на Воробьевых горах грандиозное лазерное шоу Жана Мишеля Жарра. Всего не перечислить. Но и не успел тоже много. Хотел, например, написать историю своего рода, современный вариант “Саги о Форсайтах”.
В августе 1991-го, во время ГКЧП, он три дня и три ночи вместе с женой Вероникой находился в Белом доме и вел прямой репортаж для американской компании CBS. Помните знаменитую фотографию Ростроповича, вместо виолончели сжимающего автомат? Так вот, этот автомат к ногам музыканта поставил именно Артем.
Он стал первым и пока что единственным российским журналистом, дважды удостоенным престижной премии имени Эдварда Морроу, присуждаемой американским пресс-клубом, за репортаж “Комната №19” из секретной лаборатории, где хранится мозг Ленина, и за передачу из серии “Двойной портрет”. Это была сенсационная встреча командующего стратегическими ядерными силами США генерала Джорджа Ли Баттлера и его коллеги из России генерала Игоря Сергеева. Люди, смотревшие друг на друга только через атомный прицел, вели дружеский диалог на московской кухне. Американский генерал, потрясенный гибелью Артема, напишет невероятно трогательное “Письмо сыновьям Артема”: “Я был поражен смелостью Артема... Он отдал свою жизнь за самоотверженное стремление к правде...”
Он мечтал о создании благотворительного фонда, который помогал бы журналистам, работающим в жанре независимого расследования. Фонд создан. Но, к несчастью, после гибели Артема. И носит его имя. Фонд выплачивает стипендии наиболее талантливым студентам факультетов журналистики России. Проводит ежегодный конкурс на Премию Артема Боровика. Ее нередко называют “премией совести”. Одноименная премия, учрежденная по инициативе телекомпании CBS, ежегодно присуждается и в США. Это единственная американская премия, названная в честь российского журналиста.
Пятая весна без Артема Боровика. Его не забыли. К Генриху Аверьяновичу иногда на улице подходят незнакомые люди: “Вы Боровик? Спасибо за сына!” Некоторые просто молча пожимают руку.
В тот день, когда Артем разбился, в одном московском роддоме родились 8 мальчиков, семерых назвали Артемами. Семь Темок, которые появились на свет в день гибели своего знаменитого тезки.
В афганском репортаже Артема Боровика с борта боевого истребителя есть такие строки: “Когда человек умирает, образуется “черная дыра”, которую ничем не восполнить. Люди вспоминают его, каким он был незадолго до смерти, предчувствовал ли судьбу?” Последние часы в жизни Артема оказались спрессованными как никогда. Весь день он провел в редакции “Совершенно секретно” — шло подписание очередного номера. Главный редактор был веселым, шутил, поздравлял женщин-коллег с 8 Марта.
На свой последний рейс Артем прибыл необычайно точно как никогда. “Лучше бы он опоздал”, — переживали потом друзья. Он должен был вернуться из Киева в тот же вечер, но почему-то перед отлетом оставил своему телохранителю Гаяру деньги на цветы для Галины Михайловны и Рады Ивановны, мамы Вероники. Засмеялся: “Праздник переносится на 9-е!” Если бы знать…
На войне он часто слышал вопрос: "Почему именно его?" Он знал, что этот вопрос всегда остается без ответа.