Как я не брал интервью у нового владельца брежневской дачи.
Охранник, обиженный своим боссом, представляет страшную опасность для оберегаемого работодателя. Убеждался в этом не раз. Агрессия любого платного киллера не идет ни в какое сравнение. Защищая за зарплату от наемных убийц, мстит охранник вовсе не за деньги. Верх берут его, накапливающиеся порой годами, протестные убеждения. Это такая жизнь наоборот.
Что они друг с другом не поделили, не знаю, но, судя по раннему звонку, эта бессонная ночь была решающей. Так уж вышло, что когда-то я через своего приятеля продал ему машину. Потом, правда, ее у него благополучно угнали, но номера телефонов и взаимные воспоминания об имевшей неудачные последствия сделке сохранились. Любой разбудивший меня в течение двух-трех минут является личным врагом. Он что-то мямлил под мое злобное сопение про купленную новую машину. Я сквозь зубы поздравлял его, мысленно посылая проклятия. Но ему явно было что-то нужно. Повисали паузы. Становилось все труднее разделять его деланную радость от нового приобретения. Он должен это понимать. Вот. Наконец-то. Подбирается. Работаю ли я на телевидении? Да. В новостях? Да. Можно подъехать поговорить? Валяй.
Белая жигулевская "восьмерка" с трудом отпустила его грузное тело. Рукопожатие и тихая беседа под сводами арки в старомосковском дворе. Меня ждет репортерская удача, если я соглашусь отправиться на съемку в указанное место, но на определенных условиях.
Он возглавляет небольшую охранную фирму. Среди прочих и его сотрудники следят за безопасностью той самой местности, которую мне непременно нужно посетить. Зачем ему все это, угадывается тяжело и невнятно. В конце концов, я ничего не теряю. Все равно сделаю то, что подскажет увиденное. Итак, ему хочется, чтобы я приехал в подмосковный поселок Заречье, больше известный как правительственное место отдыха Кунцево-2? Отлично, но, помимо его сотрудников, там полно других охранников; как преодолеть КПП? Он считает, что мне удастся снять ведущееся строительство коттеджей для госчиновников, невесть как заполучивших земельные наделы, и, самое главное, запечатлеть на пленку приватизированную вместе с участком и постройками дачу Брежнева?
Здорово, но вряд ли бывший московский градоначальник, за символическую сумму выкупивший генсековские владения, и уж тем более околопрезидентская челядь, возводящая особняки, стоимость которых переваливает за миллион долларов, будут давать интервью под голубыми елями. Это все равно что требовать от них явки с повинной. И еще вопрос. Охранники готовы комментировать происходящее в вельможных угодьях? Нет. Только молчаливая помощь.
Меня с камерой утрамбуют в багажник, чем-нибудь накроют, и белая "восьмерка", имеющая еще спецпропуск, доставит меня до бывшей вертолетной площадки Брежнева. Там я очень осторожно смогу начать скрытую съемку масштабного строительства. Мне будет дан план, по которому я легко сориентируюсь и проникну на бывшую загородную резиденцию генсека. Часть охраны на даче Брежнева предупредят, и минут десять удастся спокойно поснимать. Потом меня, скорее всего, задержат, но отпустят без последствий.
План спешно чертился на горячем капоте "восьмерки". Нагретый листок самодельной карты в этой полупартизанской ситуации только что не походил на раскаленный планшет усталого полкового командира, готовящегося к сражению. К авантюрам нельзя относиться серьезно, поэтому план был назван, как и подобает, по-брежневски: "Сиськи-масиськи".
Сейчас вспоминаю то время, и не отпускает мысль, что тогда, в 94-м, массовая приватизация по большей части играла роль ширмы. Пока население отвлеклось, приватизируя собственные квартиры, под прикрытием деловито-казенной суматохи непонятно как и кем назначенные счастливчики становились собственниками того, что раньше не принадлежало никому.
Порывшись в не слишком доступных архивах, удалось выяснить, что одним из первых документов, подписанных вошедшим во власть Ельциным, был именно указ, разрешающий приватизацию дачи Брежнева. Собственность важнее идеологии. Может быть, поэтому указ о запрете коммунистической партии появился позже.
Договорились, что меня и небольшую полупрофессиональную камеру поместят в багажник и накроют матрацами, якобы необходимыми строителям. За рулем будет автор плана "Сиськи-масиськи". Машина нашей телекомпании с еще одной, но уже настоящей профессиональной камерой и запасным оборудованием должна была находиться неподалеку от КПП, в условленном месте. Там меня и остались ждать водитель и видеоинженер. Оператора не брал - двое озирающихся по сторонам тут же вызвали бы подозрение. От матрацев тянуло невыветривающейся сыростью и дешевым сухим вином. Сколько, должно быть, счастливых мгновений помнят эти полосатые, с пришитыми ватными снежинками места свиданий.
Удар по голове отвлек от размышлений. Это мой управляющий машиной проводник демонстрировал во время проверки на КПП, что в салоне никого больше нет, и для достоверности переставил свою внушительных размеров сумку назад. Я был высажен там, где мы и договорились.
Чем подозрителен человек с целлофановым пакетом под мышкой? Да ничем. А если в пакете прорезано отверстие под объектив? Это уже опаснее, но вовсе не означает, что съемка будет иметь качество, подходящее для эфира. Крайне тяжело в таком положении фиксировать точность компоновки снимаемого плана и следить за диафрагмой. Но смотреть в видоискатель - значит выдать себя. Периодически приходилось доставать заветную бумажку и незаметно сверять свои перемещения с составленным планом местности. Кадр за кадром, объект за объектом.
Рабочие все как один приезжие, материалы в основном импортные, строительная техника - любая, представлена с размахом. На чьи деньги строят? Этот вопрос заставляет плохо говорящих по-русски придурковато улыбаться. Но можно больше ничего не спрашивать. Все. Внезапно садится единственный аккумулятор к взятой впервые на скрытую съемку подмышечной камере.
Дальнейшее напоминало сцену из "Кавказской пленницы". Я искал хоть какую-то брешь в высоком, отороченном колючкой бетонном заборе. Как дать знак ожидающим меня водителю и видеоинженеру, что нужно заменить камеру? Плутания по периметру оборонительных рубежей привели сразу к двум спасительным просветам. Сквозь один можно было частично просочиться в люди: как из крепостной бойницы, махать просунутой рукой, вооружившись для большей заметности длинной палкой, или что есть мочи свистеть. Сквозь другой просвет (уже не в бетонном, а в сетчатом заборе) удавалось проникнуть в бывшие владения Брежнева.
Единственное положение, в котором камеру можно было просунуть без повреждений, искали долго. Но этой бандурой из пакетика уже не поснимаешь. Огромная "Икигами", "Бетакам", около 11 кг чистого веса. Опыт регулярного подхалтуривания в качестве стрингера и оператора в московском бюро WTN сегодня пригодится только в том случае, если я начну снимать раньше, чем меня с этим чемоданом на плече заметит охрана. Хотя обещали, что ее не будет ровно 10 минут.
Вдох, цежу сквозь зубы медленно выдыхаемый воздух. Большой палец нажимает красную кнопку. Снимаю на задворках участка.
...Членовоз "ЗИЛ-117". Сколько машин, завидев эту угрожающих размеров махину, под страхом снятия номеров еще совсем недавно прижималось к обочинам. "Здесь на неведомых дорожках...". Красиво. Вот, видимо, уже не пользующаяся особым вниманием нынешнего владельца, но, по преданию, некогда любимая беседка Ильича. Может быть, здесь и родилась фраза: "Экономика должна быть экономной". С беседкой все, теперь дом.
Огромное крыльцо. Удлиненный "Мерседес" уткнулся в ступеньку. Здание спроектировано в американском стиле. Нет архитектурных излишеств. Добротность, с которой возведен объект № 1, выдает сохранившаяся свежесть внешней отделки. При том, что последний ремонт делался еще при советском правительстве.
Я снял даже больше, чем рассчитывал. Дверь, ведущая в глубину холла, была демонстративно открыта настежь. Оставив камеру на плече, постучал в деревянную панель, обрамляющую подножие начинающейся лестницы. Вкладывая в интонацию как можно больше извинительности, стал громко звать по имени и отчеству нового хозяина. А вдруг он и впрямь спустится ко мне в своем неизменном пиджаке неопределенного цвета, который сшит так, что делает невидимой шею, держащую крупную голову с вертикально растущим полуседым ежиком.
Была заранее придумана легенда простоватого ходока-репортера. Мол, шел-шел, увидел брешь в заборе, дай, думаю, зайду, давно мечтал взять интервью, а то до вас не дозвонишься, но, может, я не вовремя, тогда простите. Дальше идти в глубину дома нельзя, могут обвинить черт-те в чем. Возвращаясь обратно в сад, заметил, как ко мне без каких-либо признаков дворовой дурашливости упруго устремился внушительных размеров доберман-пинчер. То ли собака среагировала на многократно произнесенное мною и привычное для ее слуха словосочетание, то ли это был знак, что отведенное на безопасную съемку время вышло. Пес подошел вплотную и сел рядом. Собачьи глаза не врали. Я не арестован, но задержан.
Подошедший следом охранник, с какой-то особой бережностью, словно волшебную палочку, удерживавший длинными пальцами резиновую дубинку, был встречен мною с любезностью заблудившегося кретина, счастливо спасенного им на огороженном, как западня, секретном объекте. Чем дольше я объяснял поймавшему меня о мечте всей своей репортерской жизни - интервью с видным демократом, теперь еще и новым владельцем брежневской подмосковной резиденции, - тем чаще он переспрашивал, где расположен случайно найденный, но ему неизвестный незащищенный проход, через который можно попасть на охраняемую территорию, да еще и с такими огромными видеокамерами.
Чтобы отвлечь человека с дубинкой от исполнения долга, тут же предложил продемонстрировать ему и собаке, что к камере-то я не притронулся и ничего не снял, все это время ожидая хозяина дачи. Сделать это было несложно. Камера имеет встроенный видеомагнитофон. Если нажать кнопку пуска ленты для просмотра, то увидеть удается чистые, правильнее сказать, зашумленные кадры. Изображение будет таким же, как в телевизоре с отсоединенной антенной. Главное при такой демонстрации - не отматывать ленту назад, тогда просмотр снятого неизбежен. Мы снимали всегда на изначально размагниченных кассетах, и такой трюк почти всегда удавался.
Все закончилось тем, что на машине местной комендатуры меня повезли к старшему смены. Там я продолжил показ чистой видеоленты и все твердил о кумире миллионов, к которому в очередной раз не смог попасть. Специально собранный по тревоге наряд повез меня на КПП. Сидящие в машине получили приказ лично удостовериться, что я покинул охраняемую территорию.
Видеоинженер и водитель встретили меня как чудом вернувшегося разведчика, отправленного в логово врага. Для приличия покружив по центру поселка, в котором в основном проживает дачная прислуга правительственных и государственных чиновников, мы вновь подъехали к бетонному забору. Интервью с прохожими. Кто с опаской, а некоторые с остервенением - будто все предыдущее время только и делали, что копили желание изобличать, - рассказывали о том, какие люди здесь проживают. Звучали известные фамилии уже перебравшихся сюда и еще только строящих коттеджи. Почти все откровения заканчивались извечным вопросом: "Почему кому-то все, а кому-то ничего?". Далее следовал кивок на высоченную кирпичную ограду, за которой разместилось недавно возведенное международное учебное коммерческое заведение.
Эта территория внушительных размеров, по описаниям местных жителей, так же как и дача Брежнева, была приватизирована человеком, к которому я сегодня, следуя легенде, уже набивался в гости. Научный бизнес возглавил он же. Образование, полученное у стен дачного правительственного поселка, дорогого стоит. Вроде бы безобидная съемка мощных ворот учебного заведения и хорошо укрепленного, стоящего рядом пункта охраны закончилась перепалкой с человеком в камуфляже, но без собаки. Подошедший заявил, что мы не имеем права снимать, так как объект за забором - частная собственность. Сделали вид, будто уходим. Но не хватило общего плана. Нужно было отойти подальше и еще раз запечатлеть частную собственность, но уже со штатива.
Кнопка REC была нажата одновременно с их забегом. Единственное, что я успел сделать, - отделить от трехногой подставки камеру и как можно бережнее втолкнуть ее на заднее сиденье. Видеоинженер подхватил штатив. Крикнув шоферу, чтобы ждал на поселковой площади, сумел сделать шагов двадцать им навстречу. Наша машина, рыхля подмосковный газон, уже увозила все, ради чего они так спешили.
У меня отобрали корреспондентское удостоверение, одновременно являющееся пропуском в "Останкино". Ворота, которые мы только что снимали, закрылись. Я был усажен на длинную скамью под окнами помещения охранников. Рация выслушивала их надрывные крики о том, что нужно немедленно отправить группу на поиски нашего съемочного автомобиля, в котором находятся очень важные видеокассеты.
Спокойствие вернулось быстро. Почему-то был абсолютно уверен, что ребята догадаются переждать в каком-нибудь скрытом месте. Минут через пятнадцать мы стали говорить друг другу гадости. Некоторым меня научили еще в детстве разношерстные соседи по коммуналкам. Доходчивость и ясность этих ругательств произвела заметное впечатление на группу выпивающих мужиков, расположившихся на тарных ящиках между забором и стеной блокпоста. Традиционные проводы рабочего дня. Помидоры, огурцы, зелень, разложенные на газете толстые кружки колбасы и не дающий порезать себя на ровные ломти твердый сулугуни. Есть хотелось смертельно. Но желание свободы затмевало все. В самый разгар конкурса обзываний, который охранники явно проигрывали, от группы автономно пирующих отделился крупный дядька.
Выяснилось, что строители, с которыми он выпивал, - иностранцы. И поэтому вся задушевная часть их импровизированного застолья в связи с проблемами речевого общения досталась мне. Через две минуты я уже знал, что это не просто прораб, возглавляющий здешнее коттеджное строительство в поселке Заречье, а, самое главное, еще и внук легендарного маршала, который, как гласит история, сумел добиться победного перелома в войне. Кровь отважного предка, разгоряченная выпитым, заиграла внутри наблюдавшего сцену моего пленения прораба. Охранники сдали ему меня почти без боя. Было видно, что они не хотят связываться. Неожиданно я нашел такого соратника, вдвоем с которым мы просто непобедимы.
Пластиковый стаканчик добавлял теплой водке какой-то особой отвратительности. Закуска исчезала стремительно. Все пытались заесть мерзкий привкус. Меня угощали с умилением. Словно только что выпущенного из тюрьмы.
Помню, после похожей посиделки набравшийся летчик, полковник из Забайкальского округа, неожиданно встал из-за стола, скомандовал: "За мной" - и приказал снимать сюжет о том, как он угоняет практически никем не охраняемый военный самолет.
В этот раз ехать на аэродром не пришлось. Прораб со словами "Мой дед за этих гадов..." потащил меня к строящимся коттеджам. "Смотри, выбирай, мне ИХ не жалко, я без работы не останусь, я не ОНИ... Отделочники-югославы, сантехники из Швеции, с недостроенной больницы кран вот этот сюда перегнали. Хочешь, скажу, кто приказал? Иди за камерой, снимай все!".
Утром и без того раскалывающуюся голову болью пробуждения окатили две мысли: первая - зачем я это сделал, вторая - куда я положил снятые вчера кассеты? Паники добавлял имевшийся печальный опыт. Один мой знакомый режиссер, как-то уходя под утро после отмечаемого дня рождения, решил по-свойски пошутить и положил эфирную мастер-кассету на полочку... в холодильник.
Кассеты, конечно, нашлись, репортаж о брежневской и прочих расположенных в Кунцеве-2 дачах и других объектах был показан. Ни доблестные правоохранители, ни представители общественности тогда не выказали своего возмущения по поводу увиденного в эфире.
Приватизация работала безостановочно и в полную мощь. Как тот самый кран, перетащенный по чиновничьему приказу. Кого-то она оставляла с недостроенной больницей, кого-то с головой окунала в способный растворить любые принципы омут невесть как нажитых привилегий и собственности.
Затем отечественные особенности работы этого безостановочного механизма опишут в соавторстве так называемые младореформаторы, получив за книгу, как за входной билет в рай. Потом по поводу явно завышенных литературных гонораров за предания о приватизации по-российски появится так называемое дело писателей.
А еще позже один из этих так называемых писателей, с фамилией в три буквы, фактически возглавит телекомпанию, в эфире которой всего лишь семью годами раньше и появился репортаж с брежневской дачи.