Девятое сентября прошлого года. Радио плачет бесланскими слезами, рассказывая о том, что одни родители все еще не могут опознать детей, а другие не могут их похоронить. Обсуждается возможность повторного теракта. Но где он может произойти, никто не знает. На всякий случай надо стараться не ездить в метро и не бывать в местах скопления людей. Воздух пронизан болью бесланских детей и страхом за своих собственных. Но все держатся и, чтобы не сойти с ума, делают вид, что все по-прежнему. По-прежнему залита огнями Тверская улица. На Тверской мне нужно забежать в ресторан, забрать пьесу. Захожу, сажусь. Вокруг люди. Разговаривают, едят, пьют. В зале появляются мужчины. В масках и противогазах. У всех автоматы.
"Вот оно... Гениально, - думаю я, и у меня начинают трястись руки. - Теракт в центре Москвы, в центре ее ночной жизни, в самом сердце, изнутри". Боевики перекрывают выходы, приказывают не двигаться и отбирают мобильные телефоны. "Сейчас поделят мужчин и женщин и заставят раздеться", - думаю я, и у меня вместе с руками начинают трястись мысли. Так оно и происходит. В те дни этих трех знаковых приказов было достаточно, чтобы начать прощаться с жизнью. И пока я решаю, как мои немолодые родители будут растить своих внуков без матери, подходят люди в штатском, они без масок, говорят, что представители ФСБ. Я выдыхаю, прошу их не пугать людей и показать удостоверение. Удостоверение промелькнуло перед глазами с такой скоростью, что стало ясно: люди эти к ФСБ не имеют никакого отношения. Тогда откуда они? Если они террористы, то почему без масок? "Потому что смертники", - ответила я самой себе. Сейчас они все это снимут на видео, а потом возьмут и взорвут все к чертовой матери. А совсем потом покажут по какому-нибудь их сайту в интернете. На радость всем ублюдкам, живущим на нашей земле. И тут в первый раз прозвучало слово "Розыгрыш". Произнес его мой знакомый, который случайно зашел со мной в ресторан и оказался втянутым во весь этот ад. "В смысле, "Розыгрыш"? - тихо спросила я его. "Розыгрыш" - развлекательная программа на телевидении".
Я судорожно начала искать развлекательность в том, что происходило вокруг. А вокруг происходило следующее. Людям объявили, что среди нас находится носитель смертельного вируса, поэтому все мы, сидящие в зале, надышавшись им, становимся чрезвычайно опасными для окружающих. И пока нам не сделают анализ крови, нас не выпустят, а после еще подумают: выпускать или уничтожить на месте. Пока неслась эта ахинея, люди стали сопротивляться. Мужчина, кричавший, что он депутат Госдумы, получил прикладом по голове и упал замертво. В какую-то женщину вкололи что-то, и она, падая со стула, ударилась с таким звуком, что у меня потемнело в глазах. И в этой темноте выплыл рассказ бесланского школьника о том, как они с товарищами хохотали на линейке, глядя на террористов и думая, что это чья-то веселая шутка. За мальчиком выплыли зрители "Норд-Оста", уверенные, что с террористок-смертниц, переодевающихся в зрительном зале в антракте, начинается второй акт.
Развернувшись на все ресторанные камеры слежения, я попросила: "Если все-таки происходящее здесь имеет отношение к нашему телевидению, прекратите это нечеловеческое веселье. Хотя бы во имя памяти погибших недавно детей". Моя просьба потонула в звуках падающих тел, которые волочили по полу. В мозгу пульсировала одна мысль: во что бы то ни стало остаться в живых. Если бы в этот момент меня захотели изнасиловать или отрезать руку, я бы не задумываясь согласилась.
И вдруг! Прорезая марево паники и страха, передо мной появился букет цветов под крики: "Поз-дра-вля-ем! Вы оказались участником программы "Розыгрыш". Я, так и продолжая оставаться раздетой, что-то несла про Беслан, про наш всеобщий позор, про вину каждого перед детьми, оказавшимися в той школе, про горе их родителей. Мои слова не связывались смыслом, просто неслись в направлении понятий совести, души и тому подобного. Неслись, пока я не увидела за своей спиной молчаливых людей, стоящих в очереди, расписывающихся в ведомости и так же молча получающих деньги за проведенную съемку. Это была моя избитая массовка. Я замолчала...
Откуда-то возник режиссер этой уморительной комедии. "Мы все понимаем, - сказал он. - Но программа готовится заранее. На нее тратились деньги, большие деньги, более ста тысяч долларов. Люди готовились, подбиралась массовка, искали ресторан, монтировали камеры. Кто же месяц назад мог предположить, что возникнет эта история с Бесланом?"
- Да... Некстати, - согласилась я и пошла одеваться.
Материалы по теме
Террор понарошку "Театральные Новые известия", 10.11.2004