Глава из книги "Восстание среднего класса" Бориса Кагарлицкого - Глава 6. Поколение Сиэтла. Насилие.
Восстание в Чьяпасе было вооруженным, но ненасильственным. Субкоманданте Маркое говорил о том, что идеалом сепаратистов было вести вооруженную борьбу, не сделав ни единого выстрела. Оружие становилось символом борьбы, знаком того, что индейцы, вставшие на защиту своих прав и достоинства, отказываются примириться с государственным насилием, готовы защищать себя. Принцип ненасильственного сопротивления провозглашался и активистами, сорвавшими встречу Всемирной торговой организации в Сиэтле в 1999 году. Они блокировали отели, перекрывали дороги, не подпускали участников встречи к местам заседаний, но в драки с полицией не вступали. Те же лозунги провозглашались накануне массовых демонстраций в Праге в 2000 году в Гетеборге и Генуе в 2001 году.
Однако сепаратистам, несмотря на их очевидное нежелание и неумение воевать по-настоящему, пришлось пользоваться не только бутафорским оружием. А мирные демонстрации в Праге и Генуе заканчивались вспышками насилия, выдающийся социолог XX века Эрих Фромм писал, что повседневность потребительского общества сопровождается подспудным накоплением агрессивности. Внешнее благополучие сочетается с отчуждением, неспособностью человека управлять своей жизнью, зависимостью от внешнего контроля, начинающегося на рабочем месте и заканчивающегося в кресле у телевизора, где тебе объясняют, что ты должен есть, что носить, каким быть. Накапливающееся в итоге чувство неудовлетворенности порождает всевозможные формы агрессии, начиная с "немотивированных" преступлений и самоубийств, заканчивая неудержимым желанием запустить камнем в витрину магазина или голову полицейского.
В Праге многие активисты были шокированы насилием на улицах, а еще больше - дружной атакой прессы против движения. Разумеется, нападение демонстрантов на закованных в броню полицейских и разгром "Макдональдса", владельцы которого заранее знали о предстоящей атаке, вообще не идут ни в какое сравнение с повседневной репрессивной практикой капитализма и являются, быть может, не самым разумным, но все же закономерным ответом на эту практику. Общество пронизано агрессией на всех уровнях, а потому и протест, сопротивление принимают порой агрессивную Форму. В этом плане удивительны не вспышки насилия, а как Раз то, что на протяжении всего "сезона демонстраций" 1999-2001 годов в Северной Америке и Европе их было сравнительно мало.
Средства массовой информации, со своей стороны, обожают сцены насилия. Как и следовало ожидать, большая пресса в Сиэтле основное внимание уделила двум-трем десяткам анархистов, разбившим витрины шикарных бутиков в центре города. Ни забастовка портовых рабочих, протестовавших против встречи ВТО, ни многотысячные мирные демонстрации не удостаивались внимания. Стоило разбиться первому стеклу, как вся Америка, а за ней и весь мир с изумлением обнаружили появление новой политической силы...
То же самое повторялось позднее в Праге, Квебеке, Гетеборге и Генуе, где протестующих пытались изобразить агрессивной толпой, чем-то вроде футбольных хулиганов. Показательно отношение прессы к насилию в Праге и в Белграде. И те, и другие события произошли в течение одного месяца. И в том, и в другом случае к насилию прибегла радикально настроенная молодёжь, вступившая в конфронтацию с полицией. Но в Праге демонстрантов оценили как "хулиганов", не знающих, чего они хотят, а в Белграде это было названо народным восстанием. Ясное дело, в Белграде западная пресса осуждала диктатора Слободана Милошевича, а в Праге превозносила демократического президента Вацлава Гавела. Между тем и поведение полиции в Праге было таким же точно, как и в Белграде, а с юридической точки зрения действия властей в Чехии были как минимум сомнительны (незаконные запреты на въезд в страну иностранцев, имеющих право на безвизовый въезд, запрет мирных шествий по улицам города и т.д.). Незаконные действия власти традиционно со времен американской революции - являются оправданием для гражданского насилия. В Белграде, напротив, полиция формально действовала в рамках закона, пытаясь защитить общественные здания от захвата толпой. Добавим к этому, что в Белграде число раненых было на порядок больше, два человека скончалось в толпе, имели место грабежи - в Праге не было ничего подобного.
Все это говорится, разумеется, не для того, чтобы снять со Слободана Милошевича ответственность за те преступления, которые действительно были совершены им и его кружением (как, впрочем, и его противниками по Балканскому кризису, которые были ничем не лучше). В данном случае речь идет не о балканских тиранах конца XX века, о "просвещенной" и "демократичной" западноевропейской прессе. Во всех перечисленных случаях "большая" пресса реагировала не на насилие как таковое, а на собственные политические установки, предопределявшие то, под каким углом будет представлено и прокомментировано насилие.
Большинство журналистских команд, прибывших в Прагу, с первого дня не скрывало, что единственное шоу, представляющее для них интерес, - это физическая конфронтация демонстрантов с полицией. Задним числом многие газеты писали, что стычки на улицах "отвлекли внимание" от содержательной дискуссии по проблемам глобализации. Между тем на деле все обстояло совершенно иначе. Дискуссии продолжались на протяжении целой недели при полном отсутствии интереса со стороны чешской или международной прессы. Тревор Мануэль (Trevor Manuel), министр финансов Южной Африки, говорил прессе, что не понимает, чего хотят протестующие. Перед этим в Пражском Граде Уолден Белло (Walden Bello) и другие идеологи движения битый час объясняли ему свои позиции, причем, в отличие от Мануэля, Джеймс Вулфенсон по крайней мере был достаточно честен, чтобы признать, что понимает, о чем идет речь.
Initiative Against Economic Globalisation (INPEG), привлекшая к себе всеобщее внимание организацией протеста 26 сентября, 22-24 сентября провела контрсаммит с Участием ведущих критиков Международного валютного Фонда. За все время контрсаммита там побывала всего одна телекамера, принадлежавшая... еженедельной программе, посвященной рок-музыке! Более умеренная группа Bankwatch также провела большое число встреч, полночью проигнорированных прессой. Что касается уличных акций 22-25 сентября, проходивших вполне мирно, то репортажи о них на две трети состояли из рассуждений о Предстоящем насилии. Стремясь привлечь внимание прессы, активисты INPEG пытались устраивать на улицах карнавалы, делали кукол, организовали театрализованные представления, которые сами по себе могли бы стать темой хорошего репортажа, но все равно ожидание предстоящего насилия доминировало. Показательно, что многие красочные картинки первых дней попали в эфир и в газеты лишь задним числом вместе с комментариями типа "то что начиналось как карнавал, завершилось уличными драками". То же самое можно сказать о ряде высказываний активистов и гостей INPEG, которые цитировались лишь задним числом, после того как пресса получила то, чего с таким нетерпением ждала.
Во время марша с первых же минут журналисты обсуждали только одну тему: "Where are the riots?" To, чего все ждали, рано или поздно неизбежно должно было случиться.
Реакция прессы (media) на насилие в свою очередь выдвинула вопрос о насилии на первый план внутри самого движения. Радикалы обвиняли прессу в идеологической предвзятости. С другой стороны, нельзя было не подивиться непоследовательности умеренных лидеров движения, которые, выступая против буржуазного порядка, одновременно требовали любви к себе буржуазной прессы.
Проблема, впрочем, не сводима к идеологии и "политическому заказу". Масс-медиа, и телевидение в особенности, за годы неолиберального правления просто разучились мыслить содержательно. Идеи скучны, а насилие зрелищно. Телевидение требует action, а не дискуссий. Им нужна "картинка", а не слово. Идеи сложны. Action - просто. Таковы законы жанра. Разгромленный "Макдональдс" представляет собой message, который читается на телеэкране, в то время как споры о том, кто виноват в разорении России или бедности стран третьего мира, остаются как бы "за скобками".
Все сводится к форме, имиджу, спектаклю. Что в свою очередь предполагает господство стереотипов, торжество банальности и отсутствие смысла. Клиповое сознание телевизионных журналистов не требует ни анализа, ни попыток разобраться в причинах и следствиях события. Лишь задним числом, когда выясняется, что простой демонстрации "картинки" все же недостаточно, возникает возможность дискуссии. Именно зрелище насилия на улицах Сиэтла и позднее Праги заставило часть прессы уделить внимание нарастающей критике глобализации.
Можно сказать, что насилие - это пиар бедных (эту формулу я предложил во время дискуссии о насилии, начавшейся после событий в Праге в сентябре 2000 года, и, как легко было предвидеть, она пришлась очень по душе радикальному крылу движениия: violence is PR of the poor). Если у вас есть деньги и власть, внимание масс-медиа вам так или иначе обеспечено, даже если вы рассказываете о фасоне - своего пиджака или сорте кофе, который употребляете на завтрак. Для тех, у кого нет ни денег, ни власти, протест оказывается порой единственным способом привлечь к себе внимание. Польские и немецкие подростки, разгромившие "Макдональдс" на Вацлавской площади Праги, просто не имели другого способа высказаться.
Отсюда вовсе не следует, что бить витрины хорошо. Вне зависимости от того, как мы относимся к fast food, цивилизация выработала гораздо более осмысленные и содержательные способы протеста. Проблема, однако, в том, что пресса полностью снимает с себя ответственность за развитие демократического диалога. Осуждая эксцессы демонстрантов и полиции, она полностью отказывается признать хотя бы долю вины за собой и делает вид, будто господствующий подход к информации никак не влияет на происходящее. Увы, это не так. Спрос рождает предложение.
Стремление масс-медиа показать самое "выразительное" и "драматичное" ведет к преувеличению масштабов насилия и конфликта в телевизионной версии событий. Например, российская пресса утверждала, будто в сентябре 2000 года "в Праге не осталось ни одной целой витрины", хотя было разбито только несколько "Макдональдсов" и Centucky Fried Chicken. Это тоже далеко не безобидно, ибо пресса задает стереотипы поведения. Возможно, кто-то считает, что таким образом можно оттолкнуть людей от насильственных действий, но в жизни происходит обратное. Среди участников выступлений протеста складывается ощущение, что "violence is the only thing that works with the media". Соответственно, у телезрителей формируются собственные стереотипы, далеко не всегда предсказуемые и безобидные. Так, часть молодежи, политически идентифицирующей себя с протестом, начинает вырабатывать позитивный стереотип относительно насилия. Один из восточноевропейских анархистов вечером 26 сентября назвал произошедшие столкновения "европейским ритуально-карнавальным насилием", добавив при этом, что в других частях света все было бы гораздо хуже. Смысл этого высказывания предельно ясен: очень многое делалось напоказ, специально для теле- и фотокамер. И это тоже реальная проблема для движения: ставка на насилие, пусть карнавальное, как главный метод пропаганды так же нелепо опасна, как и догматически понимаемое "ненасилие".
Разумеется, в Праге пресса присутствовала на встрече Дж. Вульфенсона с представителями неправительственных организаций, точно так же, как и на дискуссии критиков корпоративной глобализации с международными финансовыми лидерами, которая под патронажем президента Гавела была проведена в Пражском замке. Немало внимания журналисты уделяли и Всемирному социальному форуму в Порту-Алегри в 2001 и 2002 годах. Но в том-то и дело, что участие в этих встречах принимали люди влиятельные и знаменитые -пусть даже и со стороны протестующих. В Праге рядовые участники протестов не были на подобные встречи допущены, а сама дискуссия напоминала спектакль, поставленный специально для телекамер. В Порту-Алегри массы были на улицах, выкрикивая радикальные лозунги, но внимание журналистов было приковано к VIP-персонам, обсуждавшим умеренные проекты.
Демократия состоит не только в возможности высказать разные точки зрения (что отчасти было продемонстрировано форумом в Порту-Алегри, ставшим альтернативой Всемирному экономическому форуму в Давосе), но и в возможности высказаться для всех.
Дело не только в политике. В основе проблемы безразличие масс-медиа, прежде всего телевидения, к любой попытке "скучного" теоретизирования, господство банальности и отказ прислушаться к мнению тех, кто оказался за пределами узкого круга newsmakers (официальных или альтернативных - неважно).
Расширение движения, вовлечение в него представителей третьего мира, соединение требований, направленных против международных финансовых институтов с протестом против антидемократической практики собственной власти, коррупции и эксплуатации в "своем" национальном государстве - все это ведет к тому, что совокупное количество насилия, сопровождающего массовые выступления - на глобальном уровне - будет
не уменьшаться, а напротив, возрастать. Это объективная реальность, от которой невозможно отмахнуться или заслониться цитатами из Льва Толстого или Махатмы Ганди. В свое время Герберт Маркузе совершенно справедливо говорил, что революция должна экономить насилие. Те, кто хочет минимизировать насилие, должны научиться им управлять.
Кагарлицкий Б.Ю. Восстание среднего класса
Издательство: Москва, Ультра.Культура
Год: 2003