Вопрос о критериях толерантной и интолерантной информации - один из принципиальных, порой спорных и не совсем пока понятных как исследователям, так и законодателям и особенно - пишущим журналистам. Что можно считать толерантным и что - интолерантным в информации, проходящей по разным каналам СМИ? Где заканчивается толерантность и начинается конфликтность в информации. В каких случаях дилемма "МЫ" и "ОНИ" может быть разделяющей и отчуждающей, а в каких - нейтральной или объединяющей? Что может потревожить этническое самочувствие, задеть этническое или национальное достоинство человека или группы, а что не может? Почему один человек очень болезненно воспринимает некое сообщение, какой-то факт или его интерпретацию, а другие могут даже не обратить на него внимание?
Без сомнения, самая важная часть диагностики толерантности в СМИ - это подробный анализ информации, которую данный канал распространяет.
Существуют различные формы анализа газетных текстов, с помощью которых можно диагностировать наличие и уровень (например, частотность) толерантности:
- рассматривать информацию по темам или общественным сферам (культура, спорт, экономика, политика и. т. д.);
- по характеру и методам пропаганды (например, "позитив", "негатив", различные эффекты восприятия и т. п.);
- по объему и направленности отдельным целевым группам;
- по содержанию в целом или синтезу отдельных элементов (их соотношение, акценты, подтекст и др. нюансы);
- по способу подачи (прямой, "лобовой" пропагандой или косвенной - неявной пропагандой) и др.
Тем не менее, даже при столь значительном числе различных подходов, существует масса трудностей для однозначной оценки информации в прессе.
Вот что по этому поводу говорит специалист в области диагностики этнической толерантности В.К. Малькова: "Так существуют простые истины, которые мы определенно считаем толерантными. Они освещены идеями гуманизма, дружелюбия, сочувствия, сопереживания, сострадания, взаимопомощи. Есть и смешанные по своему смыслу высказывания: с одной стороны, они как бы объединяют и сплачивают представителей одного этноса, допустим - НАС, способствуют формированию НАШЕЙ гражданской и этнической идентичности, а значит, вполне толерантны по отношению к НАМ. Но, с другой стороны, эти же высказывания могут отделять группу НАС от других, противопоставлять НАС и ИХ (этнически других) и даже сталкивать, подчеркивая нашу взаимную непримиримость и враждебность по отношению друг к другу. Таким образом, эта же информация выполняет уже интолерантную функцию. Вот почему, рассматривая тексты газетных публикаций, очень трудно однозначно говорить о толерантной (или конфликтной) информации в прессе" [1]. "Тем не менее, - считает автор статьи, - можно " условно разделить всю газетную информацию на "толерантную", "смешанную", "нейтральную" и "безусловно конфликтную" [2].
В последнее десятилетие большое внимание лингвисты уделяют проблеме речевой агрессии в СМИ. [3]. Сигналы речевой агрессии в журналистском тексте обычно рассматривают с позиций лингвистического, лингвоидеологического и риторического анализа. Лингвистический анализ включает анализ собственно языковых средств, в первую очередь лексических. В фокусе лингвоидеологического анализа находится проявляющаяся в тексте система ценностей, находящих свое речевое выражение в идеологемах.. Риторический анализ текста сосредоточен на способах внутренней организации текста, например, степени его диалогичности. На уровне языковых средств выражения маркерами негативного отношения к субъекту чаще всего выступают нарочито грубые, вульгарные, стилистически сниженные слова и выражения, дискредитирующие личность и формирующие восприятие субъекта как подозрительного и нежелательного, вызывающего неприязнь, отвращение или ненависть. Это явление относится к разряду дисфемизации.
Нарочитое употребление грубых, стилистически сниженных слов и выражений встречается довольно часто практически во всех случайно отобранных газетах. Самым ярким примером дисфемизов стали оскорбительные характеристики граждан СНГ. В тексте "Нашествие рабов от Афгана до Урала", автор пишет: Психология извечного раба делает их ценнейшим средством производства. Пятидневное путешествие от Таджикистана в Екатеринбург стоит 80 долларов с носа... Поговаривают, что для "гиббонов" эти "скотовозы" - законная кормушка. ("Нашествие рабов от Афгана до Урала" (МК-Урал, 2001, 1-8 ноября). На протяжении всего текста журналист называет граждан Таджикистана рабами. Негативная оценка усиливается употреблением сравнения средства производства с неодушевленным существительным, зоонима гиббоны (из контекста не ясно, относится ли это слово к самим таджикам или тем, кто их перевозит, просторечное название автобуса скотовоз здесь также выглядит оскорбительным по отношению к пассажирам. В целом метафоры-оскорбления являются показателем инвективной коммуникативной стратегии, которая является недопустимой в публицистическом дискурсе.
Так же недопустимым с точки зрения гуманизации общения является выделение в качестве примера только одной нации, могущей совершать аналогичные преступления, с которыми столкнулась Франция в ноябре 2005 года. Так, комментируя эти события, как пробный "камень в глобальной европейской интифаде мусульманских прищельцев", автор (Н. Иванов) пишет: "ведь никто не будет спорить, что в Москве какие-нибудь случайные события, даже на бытовом уровне, приводят к тому, что на улицы выходят азербайджанцы или еще кто-то (выделено мною - Т.Н.) и начинается нагнетание страстей". Стилистически сниженное выражение или еще кто-то формирует восприятие объекта как нежелательного, подозрительного, вызывающего неприязнь, не говоря уже о дискредитации целой нации (в данном случае - азербайджанцы) в среде мусульманского мира. Не следует забывать, что именно "фенотипическое" определение остается в памяти человека. ("Французы теряют Францию", Мир новостей, № 46 (620), 8 ноября 2005 г.).
Но есть и проблема добросовестности при воспроизведении речевой агрессии, когда журналист попросту не может не передать, например, слова Жириновского или Митрофанова, говорящих об американцах как о "бешеных собаках". В той же газете (Мир новостей, №46 (620) опубликована статья А. Бессарабовой "Убийственное золото Якутии": "Третью неделю в якутском поселке Югоренок, ...голодают жены инвалидов. Участницы бессрочной акции протеста требуют выдать им сертификаты, обещанные властями семь лет назад. Республиканские чиновники отреагировали на бунт в поселке золотодобытчиков на пятые сутки: прилетели в Югоренок, плотно пообедали в тамошней администрации, а перед отъездом наведались к голодающим, чтобы посоветовать им... "помыться и постричься" (Курсив мой - Т.Н.). - "Осмотрели точно скот, - вспоминает Ольга Щелокова. Презрительно поморщились. В дверях сказали: "Вы б лучше помылись, а ваши инвалиды побрились". И ушли". В данном случае, намеренное употребление грубого сравнения оправдывается позицией журналиста, отразившего факт свершившегося события.
Конечно, отражение социальной реальности накладывает определенную ответственность на выводы, к которым вынужден прибегать журналист. Совсем другой оттенок приобретает PS (Постскриптум), когда вывод делает специалист иной сферы деятельности. "Улица одной девочки" - так называется статья специального корреспондента, психолога по образованию Э.Горюхиной ( "Новая газета", №81 (1011), 01-03 ноября 2004 г.) "Ребенок из Беслана - не пострадавший? Так бывает? Бывает! По дурацкой форме, имеющей быть в Беслане". Вырванные из контекста всей статьи фразы: " Я ничего не буду говорить о власти. Они - г... Это знают все". Или - " Такое детское мышление никогда не будет понятно министерской башкой. Природный замес другой." - без сомнения, отражают сигналы речевой агрессии. Но, только прочитав всю статью, встав на позицию автора и здравого смысла, понимаешь всю глубину психологического состояния и оставшегося в живых одного ребенка, и родителей, потерявших своих детей от бездарно проведенной антитеррористической операции, и отношения власти, "башка" которой повернута в другую от народа сторону.
Вообще говоря, примерами дисфемизмов по отношению к власти изобилуют, время от времени, большинство газетных публикаций, особенно в периоды принятия непопулярных для населения правительственных решений. Например: "Греф, "любимый министр президента", в отчетливой манере неврастеника утверждает: хотим мы того или нет, но все равно придется интегрироваться в мировую экономику. Хотя это важно только для самого Грефа, связанного обязательством окончательно угробить Россию. В ВТО, куда Греф с Кудриным упорно, как два Сусанина, затягивают страну, и правда, нет жилищных льгот. Зато там высокие заработки, пособие по безработице выше средней российской зарплаты"... . "Новый кодекс вступает в жизнь уже с 1 марта 2006 года. И понятно, что у частных управителей никаких льготников не будет. Как же это соотнести с обещаниями "отца москвичей" Ю.М. Лужкова?". ("Столичный криминал" Выпуск 24 (245), 2005 г.). Здесь элементы речевой агрессии включают либо насмешки, типа "любимый министр...", ироническое - "отец москвичей", либо вызывающего неприязнь слово "неврастеник".
Приведенные примеры мы относим к прямым сигналам речевой агрессии.
Косвенным показателем речевой агрессии, как отмечалось выше, могут служить номинации, когда оценочный компонент значения слова отсутствует, но коннотативную отрицательную оценочность они приобрели в современном социокультурном российском контексте. Например, следующий контекст: "Пенсионерки души не чаяли в участковом-азербайджанце: он хоть и не русский, но очень хороший человек. Вежливый. Спокойный. (МК-Урал, 2002, 6-13 июня). "Не русский, но хороший человек" указывает, что в подтекст припрятаны отрицательные суждения о нерусских.
При лингвоидеологическом анализе идеологемы, высвечивающие интолерантную позицию, структурируются общей оппозицией "мы/они". Наиболее частыми сигналами речевой агрессии, выступающими в виде лексических, фразеологических или синтаксических единиц, текстов или фрагментов текстов, является формирование врага. И чаще всего в прессе, как правило, в роли врага выступают мигранты или иммигранты. Но обратимся сначала к цифрам [4]. Вопрос: "Какие чувства вы испытываете по отношению к приезжим с Северного Кавказа, из Средней Азии и других южных стран, проживающих в вашем городе, районе": "уважение" - 2%, "симпатию" - 3%, "раздражение" - 20%, "неприязнь" - 21%, "страх" - 6% и "никаких особых чувств" - 50% (затруднились ответить всего 2%, что говорит о выраженности в массовом сознании подобных установок). Суммируя, получим, что негативные чувства проявляются у 47% населения, то есть на порядок превышает позитивное отношение (5%).
Негативные чувства, фиксируются и тем самым тиражируются, закрепляются в массовом сознании. В свою очередь, идеологемы врага, манифестирующие интолерантную позицию, содержат смыслы опасности для местного населения. Показателен в этом отношении текст: "Почему коренное население должно страдать из-за пришельцев, которых никто не приглашал на Кубань? ("Кубань сегодня", 7 октября 2004 г.) или автор публикации ("Кубань сегодня", 6 сентября 2004 г.) ставит в упрек казаком слабую активность в этом направлении, рисуя следующим образом складывающуюся ситуацию: "Сколько слез проливается россиянами, лишенными родного гражданства (по воле верховных игроков судьбами людей) и вынужденных подолгу простаивать в очередях у окошек ОВИРов. Тогда как представители различных "смуглых" национальностей (выделено мною - Т.Н.) проворно устраиваются у нас и чувствуют себя хозяевами на Вишняковском и других рынках края". Данные фрагменты текста показывают, что мигрантам приписывается численное, а следовательно, силовое превосходство. Используется лексика с отрицательным компонентом значения: вытесняют, заполняют, наводняют, нашествие, засилье. Образы мигрантов наполняются отрицательными характеристиками с общей семантикой злонамеренности по отношению к местным жителям, представленными в роли жертв: лезут без очереди, наглеют, портят жизнь. Это уже не просто чужаки, а враги. Какие инициативы ожидаются от казаков в данной ситуации можно легко себе представить.
Еще больший эффект достигается, когда подобное противопоставление исходит из уст политиков или государственных "мужей". Примечательно в этом отношении высказывания Главы администрации Краснодарского края А.Н. Ткачева 5 сентября 2005 г. на совещании руководителей структурных подразделений милиции. Он заявил, что недавние взрывы - "дело рук негодяев, которые пришли извне". По его словам, в ряде районов края население буквально стонет от засилия "пришлых", которые не хотят считаться ни с нашей культурой, ни с обычаями, ни с правами коренных жителей. Все усилия милиции губернатор призвал направить именно на борьбу с незаконными мигрантами. "Для этих людей Кубань - не родина, а место наживы, реализации своих корыстных планов. Надо лишить их возможности закрепиться в крае. Нынешняя практика, когда сотни тысяч зарубежных "гостей" "гуляют" где им вздумается, а выдворяется всего 26 человек, не дает ожидаемых результатов. Мы должны использовать всю силу закона для выдворения из края незаконных мигрантов" . Можно констатировать, что для краевого политического дискурса увязка миграции и криминальной деятельности выступает основной характерной чертой. Такую его направленность задает, прежде всего, сам губернатор А.Н. Ткачев, примером типичной позиции которого могут служить следующие слова: "В край стремятся беженцы со всех уголков бывшей страны. Эти люди в большинстве своем не хотят работать, ведут паразитический образ жизни, занимаются воровством, распространяют наркотические вещества".
"Оценка в речи предназначается для воздействия на адресата и имеет целью вызвать определенное психологическое состояние".[5] Так, например, в одном из педагогических институтов столицы проводилось анкетирование. У будущих учителей спрашивали, как они относятся к приезжим - носителям иной культуры. Более половины из них высказали резко отрицательное отношение к мигрантам (АИФ-Москва, №46, 2005 г.).
Отрицательное отношение к приезжим в отдельных публикациях перерастает в одобрение физического насилия. Примечательно, что даже убийства не оцениваются негативно, они лишь подаются автором как неэффективные, поскольку не могут существенно повлиять на количество приезжих: "Время от времени в каком-нибудь сарае, где обитают иностранцы, устраивается варфоломеевская ночь, но рынок рабсилы имеет уже такие обороты, что место выбитого не пустует" (МК-Урал, 2002, 4-11 апреля). Здесь идеологема уничтожения передана фразеологизмом Варфоломеевская ночь, в которой актуализируется смысл физической расправы. Есть и тексты, где присутствует прямое одобрение и призыв к насилию: "Мы уничтожим жидовского Антихриста, когда сатанинский народ сгинет с лика Земли нашей. И это свершится!" (Русские ведомости, №35, 2000 г.). Одну из враждебных групп (евреев) газета последовательно представляет читателям как неисправимого врага "нашей", "своей" группы (русских), усиленно обижающих "нас".
Конфликтологическая модель социальной реальности продолжает оставаться доминирующей в журналистском дискурсе, да и не только в нем. Мир мыслится исключительно как противостояние неких сил. Постулирование этничности как фундаментальной характеристики этого мира, как одним из основных, если не основным, классификационным основанием его неизбежно приводит к "проблемному" восприятию межэтнических отношений.
Итак, прямыми сигналами речевой агрессии на уровне идеологического анализа текстов являются идеологемы врага и идеологемы уничтожения. Схема рассуждений в подобных публикациях необычайно проста: избавимся от чужих - исчезнет проблема.
Такая позиция чаще всего возникает от неграмотности или пренебрежения журналистами профессиональных принципов поведения, принятыми Международной федерацией журналистов.
В этом смысле практика образования журналистов должна быть направлена на понимание социальных процессов, происходящих в обществе, глубинных представлений о естественности иерархического устройства общества, предполагающего деление на этносы, обладающие неравными социальными и политическими правами. Нетрудно понять, что общим вектором массового общественного мнения (настроения) в данных случаях будут и должны быть требования к властям (а не избавимся от чужих - исчезнет проблема) проводить более жесткую политику к мигрантам. Лобовая практика "просвещения темной массы, зараженной предрассудками", абсолютно неэффективна. Проблема ксенофобии должна формулироваться в журналистских материалах не как задача ликвидации ксенофобских настроений, а как задача их контроля и редукции к каким-то общественно приемлемым и административно регулируемым формам.
Третья позиция, которая предусматривает методика диагностики толерантности журналистских текстов по маркерам речевой агрессии, это риторический анализ. К сожалению, приходится отметить, что в нашей выборке практически не встретились материалы, которые можно было бы соотнести с критерием диалогичности. Категория диалога является ведущей категорией в анализе толерантных отношений. Внутренняя диалогичность - это выражение во внешне монологическом тексте взаимодействия разных идеологических, мировоззренческих позиций в отличие, например, от собственно диалогического газетного жанра - интервью.
На малое количество категории диалога в СМИ как ведущей категории в анализе толерантных отношений указывают и масштабные исследования толерантности/интолерантности общефедеральных и региональных изданий в ходе реализации проекта, выполненного в рамках Федеральной целевой программы. Исследование федеральных печатных СМИ проводилось с использованием контент-анализа - метода, где единицей наблюдения является текст, под которым понимается любое законченное произведение, имеющее самостоятельный заголовок и/или графическое выделение на полосе, а также выполняющее автономную коммуникативную функцию. В выборку были включены три самые читаемые газеты общероссийского распространения: "Аргументы и факты", "Комсомольская правда" и "Московский комсомолец" за период март - апрель 2003 года. Общее количество проанализированных публикаций - 2251. В выборку попали материалы, характеризующиеся различной степенью аналитичности, диалогичности и с разным географическим охватом.
Однако толерантность невозможна без диалога, без представленности точек зрения всех граждан, особенно участников конфликта. Примечательно в этом отношении (как пример толерантного разрешения конфликта) подача материалов как реакция-отклик на ранее опубликованное. Внутренняя диалогичность, при внешне монологичном тексте, здесь проявляется как выражение взаимодействия различных точек зрения, позиций участников конфликта.
Например, поводом для конфликта стала статья "Историческое холуйство" (Новые Известия, 17 октября 2005 г.), в которой Владимир Рыжков дал своим коллегам по Государственной Думе весьма нелицеприятную оценку, в частности парламентариев оскорбил тот факт, что Дума была названа "холуйской". К "делу" был приобщен не только этот материал, но и ряд других, в которых г-н Рыжков позволял себе неэтичные высказывания по отношению к парламенту и депутатам. Возник конфликт, в основу которого легло одно из проявлений интолерантности. Однако редакция возвращается к ситуации статьей Н. Красиловой "Неопороченная" (Новые Известия, № 205 (1843), 10 ноября 2005 г.), в которой представлены точки зрения сторон и, в частности, самого г-на Рыжкова: "...все время подчеркиваю, что как орган власти он (парламент - Т.Н.) не сложился. И согласно статье 29 Конституции имею право на выражение собственной позиции. Насколько я понимаю, к этическим действиям можно отнести только три момента - это драка, использование нецензурной брани и личное оскорбление гражданина... Все остальное - это незаконная попытка ограничить мою свободу слова". Конфликт исчерпан. "Геннадий Райков (председатель комиссии по этике) решил ограничиться "товарищеским" разговором с Владимиром Рыжковым".
Таким образом, если диагностировать толерантность газетной информации по методу речевой агрессии (как и другими методами), выводы получаются неутешительными. К такому же итогу приходят и другие исследователи, отмечая, что "одним - двумя словами (порой очень яркими и остроумными) автор публикации может привлечь внимание читателя к этническим проблемам, ... публично посмеяться над этническими особенностями человека или его группы, приписать ему или целому этносу позитивные или негативные качества, обвинить в реальных или выдуманных поступках.. И порой даже не заметить этого!" [6].
Каждый раз встает вопрос: возможно ли и как остановить подобную практику в отечественной журналистике? Есть несколько путей решения этой проблемы, которые по-разному формулируются исследователями - от запрета интолерантных высказываний в СМИ до контроля и редукции к каким-то общественно приемлемым и административно регулируемым формам. Второй путь представляется более реалистичным.
Тем не менее, основная нагрузка в решении данной проблемы должна лечь на плечи самих журналистов. Разрешение данных противоречий востребует особую профессиональную толерантность личности журналиста, основанную на терпимости и способности регулировать деструктивные конфликтные ситуации в профессиональной сфере через понимание и восприятие "другой" точки зрения, отказа от профессионального догматизма, способности журналиста к саморазвитию и участию в развитии коммуникативной профессиональной культуры. Но это уже особый разговор, требующий соответствующих научных изысканий. Но не прошло и двух недель - другой звонок напомнил. На этот раз звонивший мужчина представился, готов был даже адрес свой назвать. И попросил - ни много ни мало - опубликовать на страницах газеты список... евреев - депутатов областного собрания. "Вы даже не представляете, скольких читателей это интересует!" - заверял отважный антисемит, принципиально не голосующий на выборах. На его взгляд, все наши беды - именно от евреев, просочившихся во власть и бизнес, а русских они всячески... что? Правильно, теснят. А русские - они ведь такие тихие, простоватые, высокодуховные...
Разумеется, звонивший, как и предыдущая читательница, сам стопроцентный русский и вообще коренной помор в бог знает каком поколении.
Прямо обида взяла за несчастных русских. Да что ж мы каждому позволяем себя притеснять? Почему не рвемся во власть также настойчиво, как украинцы с евреями?
На лавочке у подъезда моего дома который вечер собирается компания подростков. Пиво, музыка, смех, обсуждение двоек по химии и - брошенные тут же бутылки, окурки, "общественная уборная" в подъезде. Отдыхают юные высокодуховные поморы. Или это вредители-хохлы?
В прошлые выходные хулиганы побили сына моей знакомой, отняли мобильный телефон, порвали куртку. Развлекаются тихие, простоватые русские. Или угнетатели-евреи? Как легко и удобно найти виновного во всех бедах, указав на "лицо подозрительной национальности". Это и оправдание собственной лени, апатии, зависти к более успешным соседям, и вместе с тем признак деградации общества. Что же дальше? Неужели погромы?
* * *
В заключение не могу не привести пример журналистского текста совсем другого свойства, встретившийся мне в архангельской газете "Правда Севера", не попавшей в объект вышеприведенного исследования. (http://www.pravdasevera.ru/2005/04/21/17-prn.shtml Мосты все в Питере горбаты... Кто виноват? // Правда Севера. 2005. 21 апреля.):
"Очаровательные темноволосые шестилетки с не менее красивыми именами Эльвин и Эльнара веселятся на детсадовском утреннике вместе с моим белобрысым сынишкой и другими "подготовишками" и дружно распевают хороводно-новогоднее: "Радуйся, русская душа!" Уже давно никто не оборачивается вслед чернокожим студентам на улицах Архангельска. Татарский праздник Сабантуй стал одним из брэндов нашего города. Да устрой подобные гулянья хоть немцы, хоть ненцы, народ и к ним повалит толпой.
Сама жизнь перемешивает разные народы и народности, испытывая нас на толерантность - терпимость, уживчивость и взаимное уважение. Этими качествами северяне, собственно, всегда отличались. Если копнуть поглубже, наши самые что ни на есть "коренные" поморы окажутся всего лишь потомками пришлых новгородцев. Так нам ли упрекать друг друга в "чуждой" национальности?
"Хохлы рвутся к власти!" - звонит обеспокоенная читательница накануне местных выборов. На мои возражения, что к власти рвутся представители разных этносов, женщина безапелляционно заявила: "Но украинцы - это наглецы, рвачи и мздоимцы, а русских они всячески теснят!" По мнению истеричной дамы, почти все кандидаты в ее округе - явные или "скрытые" хохлы, и голосовать за них ни в коем случае нельзя. Тот бессмысленный телефонный разговор я списала на весеннее солнышко и растущую луну. И почти забыла о нем."
Остается надеяться на то, что число журналистов, адекватно воспринимающих российскую действительность, проявляющих толерантность к людям различных национальностей, вероисповеданий, мировоззрения - будет расти. R
Литература:
1. Диагностика толерантности в средствах массовой информации. Под ред. В.К. Мальковой. М., ИЭА РАН. 2002. - С.105.
2. Там же. - С. 105.
3. См., например, Кокорина Е.В. Стилистический облик оппозиционной прессы // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). - М., 1996. - С. 409-426; Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации. Екатеринбург, 1997. - 117 с.; Сковородников А.П. Языковое насилие в современной российской прессе // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Научно-методический бюллетень. Красноярск-Ачинск, 1997. - Вып. 2. Конкретно же формы интолерантности обобщены и описаны, например, в совместной работе: Солдатова Г., Шайгерова Л. Комплекс превосходства и формы интолерантности // Век толерантности. 2001, №2 -С.2-10.
4. Социологический опрос, ноябрь 2005 г. Данные Л.Д. Гудкова - отдел социально-политических исследований Левада-Центра ( "Независимая" , 26 декабря 2005 г.)
5. Стивенсон Ч. Некоторые прагматические аспекты значения // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. - М..1985. - С.129-154.
6. Диагностика толерантности в средствах массовой информации. / Под ред. В.К. Мальковой. - М., ИЭА РАН. 2002. - С.122-123.