Тимоти Болдинг — гендиректор Всемирной газетной ассоциации (WAN) — хороший знаток российской ситуации в СМИ. Он далеко не в первый раз приезжает в Россию. Мы говорим с ним в день открытия конгресса, в день, когда прозвучал критический доклад WAN о ситуации со свободой слова в России и когда газета "Коммерсант" — его генеральный спонсор — вышла со статьей, в которой говорилось, что этот доклад согласовывался с администрацией российского президента.
— Какая российская газета ассоциируется у вас с нашей страной?
— Если бы вы спросили меня пять лет назад, я бы сказал: "Известия". А сегодня, я думаю, "Коммерсант". Не конкретно сегодня, конечно.
— Это изменение связано с тем, что "Известия" поменяли владельца — с Владимира Потанина на "Газпром"?
— Нет, не поэтому, а потому, что их политическое влияние кажется более спорным по сравнению с другими газетами, даже с такими, как "КП", например. А "Коммерсант" — это та газета, о которой говорят за границами России, и частично из-за решения суда, который обязал ее выплатить 11 млн долларов ("Новая" подробно освещала судебный процесс "Коммерсанта" с Альфа-банком. — Н. Р.).
— Газета, которую вы называете, утверждала: представители WAN согласовывали доклад с администрацией нашего президента… Это правда?
— Я шокирован этой историей. Репортер звонил мне перед публикацией: "Действительно ли вы испытываете давление администрации президента?". Я ответил: "Это — абсолютный нонсенс". Я не знаю вежливого слова на русском, которое бы заменяло английское bullshit (англ. "чушь собачья". — Н.Р.), но история — абсолютный bullshit.
— Доклад показался мне чрезвычайно резким. Но может ли подобное заявление реально повлиять на ситуацию в России?
— Да, один доклад не может поменять нацию. Но он — лишь часть процесса, в течение которого мы выражаем наши взгляды. Мы много раз приезжали в Россию, проводили встречи, устраивали дискуссии. В сентябре прошлого года, например, мы приезжали на конференцию, где обучали российских редакторов. И все эти усилия должны, конечно, дать эффект…
— А почему в докладе нет ни одного конкретного случая?
— Это очень простой вопрос. Потому что перечисление конкретных примеров, о которых мы, конечно же, знаем, занимает много времени. Это вопрос стилистики доклада. Мы постоянно выражаем претензии и лично Путину, и правительству по поводу конкретных случаев. Но это очень трудно — перечислить все в 10—15-минутном докладе. Поэтому, проанализировав, мы и даем общую картину.
— Одним из проявлений свободы слова в России при желании можно назвать акцию нацболов, которые в присутствии президента смогли выкрикнуть нелицеприятные слова о Путине…
— Знаете, это все-таки трудно назвать действительным проявлением свободы слова — они успели выкрикнуть только три слова, прежде чем их заткнули.
— А что прежде всего вызывает вашу настороженность в отношении свободы слова в России?
— Могут ли быть свободными СМИ в России? Конечно! Но проблема в том, что у таких газет нет достаточного количества читателей… Сколько их? 1%, может быть? Доминирующее влияние имеет, например, национальное подконтрольное ТВ. И в этом — разница. Мистер Путин понимает, что мы знаем ситуацию, и мы знаем, какая это сложная и комплексная проблема.
Да, самый простой способ — сказать иностранцам, что они ничего не знают. И именно поэтому Гэвин О'Рейли подчеркнул, что мы ситуацию знаем: это именно российские редакторы, российские издатели, российские журналисты нам рассказывали о ситуации, представленной в докладе. Мы не сидим в Париже, Нью-Йорке или Дублине, просто наблюдая. Мы участвуем в дискуссиях, проводим исследования и максимально стараемся понять, что происходит.
— А может, "Коммерсант" прав? Может, стоило бы вам и вашим коллегам встретиться с сотрудниками администрации и выразить ваши опасения больше, сильнее, чем это можно сделать публично?
— Мы бы не встречались. Это не вопрос нашего стеснения. Мы выражаем свои воззрения не для того, чтобы кому-то сделать услугу. Мы не могли бы выразить наши мысли иначе, чем сделали это в докладе. Кого мы должны бояться? У нас есть притязания на то, что президент нас услышал. И доказательство тому — то, что в его речи он пару раз вернулся к тому, что говорил Гэвин.
— Один из последних нашумевших случаев преследования журналиста — случай в Иванове, когда журналист подвергся уголовному преследованию за то, что назвал президента "фаллическим символом". Мы не говорим о том, насколько это корректно, но возможны ли подобные сравнения в демократических странах?
— Конечно! И в большинстве западных стран! Без этого невозможно развитие демократии. Вот если вы пишете, что президент крадет деньги… Да, это может быть диффамацией. Я знаю об ивановском случае. И очень смешно (правда, не для того журналиста, который написал статью), что российские эксперты проводили в суде лингвистическую экспертизу и пытались выяснить, является ли оскорблением слово "фаллический". Может, те, кто устроил это преследование, думают, что оказывают президенту хорошую услугу, но это абсолютный идиотизм — преследовать журналистов за подобные вещи. Н