Павел Гусев — бессменный главред "МК" уже 24 года. Он давно не просто издатель одной из самых массовых и успешных в России федеральных газет. Он крупный общественный деятель, чья степень влияния простирается не только на рынок печатных изданий. Возглавляя Комиссию по информационной политике и свободе слова Общественной палаты, защищает от посягательств Закон о СМИ, который считает самым лучшим в мире. Гусев умеет держать удар. Его комиссия отклоняет многочисленные поправки депутатов, пытающихся заткнуть рот журналистам. А его газета остается одним из немногих российских изданий, которое отстояло свою независимость, не продавшись олигархам.
"У нас не Зимбабве!"
— Ваша комиссия часто получает сигналы о том, что свобода слова в России в опасности?
— Да, у нас есть проблемы. Но, когда мне показывают западные исследования, где в рейтинге свободы слова Россия стоит на 150-м месте рядом с Зимбабве, Северной Кореей и Кубой, я говорю: "Это полная чушь!" Потому что существует "Эхо Москвы", "Коммерсант", "Московский Комсомолец", "Рен-ТВ"… У нас, в отличие от Зимбабве, нормальная страна. Хотя в некоторых регионах абсолютизм губернаторов в отношении СМИ доходит до полного беспредела. Сейчас от лица Общественной палаты мы даже готовим несколько запросов в Генеральную прокуратуру.
— От кого сегодня зависят СМИ?
— От власти. Но если телеканалы, став государственными, по понедельникам в Кремле получают инструкции, что и как показывать в течение недели, то с печатными изданиями власть себя ведет по-другому — хитрее. Сегодня практически все федеральные СМИ в основном принадлежат крупным финансовым структурам или крупным холдингам. Главные редакторы ведущих изданий — мои друзья. И я знаю, что ни одному из них не бывает звонков из Кремля с окриком "Что вы себе позволяете?!" Но зато собственники-олигархи — муштруют редакторов, головы им отрывают, могут с работы выкинуть. Не нужно из Кремля звонить редактору, достаточно позвонить олигарху. И никто не будет знать, что окрик поступил из Кремля. А что делают губернаторы? Приглашают на небольшое совещание нескольких редакторов независимых газет и объявляют: "Друзья! У нас есть грант — пять миллионов рублей. Писать нужно о детских домах. Кто хочет?" Независимые редакторы тянут вверх дрожащие ладошки: "Мы хотим!" И они эти деньги получают. Привыкают к финансовой поддержке, но, когда через год снова приходят за таким же грантом, им говорят: "А чего это вы в таком-то номере позволили себе написать про мэра и правительство?" Редактор клянется, что больше не будет. И с этим условием опять получает свой грант "на детство". Гнилостность и поганость этой ситуации в том, что многие СМИ не могут отказаться от этих пяти миллионов рублей. Редакторы готовы не писать о мэре плохо, но получать гранты, за счет которых их газеты смогут жить.
"Дана команда: вы должны проиграть"
— В каком состоянии находится дело Дмитрия Холодова?
— В плохом! Происходит все то же самое, что и с делом Анны Политковской, которое активно разваливают. Холодова убили профессионалы из спецчастей Министерства обороны. Они признали полностью свою вину. Имелись все доказательства. Но дело расследовали при четырех генеральных прокурорах, одного из них посадили, другого сняли. За это время пропала куча документов, составляющих доказательную базу. А свидетели бесследно исчезли. После того, как Ельцин объявил Грачева лучшим министром обороны, стало ясно, что вся государственная власть встанет на защиту военной структуры и людей, убивших Холодова. Так и получилось. Дело рассматривал закрытый военный суд. В результате судья, вынесший подсудимым оправдательный приговор, получил звание генерала. Во время заседаний он ездил на машине, которая принадлежала той самой воинской части, откуда были подозреваемые в убийстве Димы. Как все это называется? Дело было развалено полностью. Сегодня оно опять находится на доследовании. Я беседовал с новым генпрокурором. Мне обещали, что следствие будет продолжено. Но надежды на справедливый исход у меня нет. Так же и с делом Политковской. Если к ее убийству причастны силовые структуры, поверьте мне, ничего не будет. Сегодня генпрокурор во всеуслышание заявляет, что убийцы задержаны, а через пару дней их выпускают…
— Неужели все так безнадежно?
— Я на своей шкуре испытал негодяйство нынешней судебной системы. Ближайший к Кремлю олигарх подал в суд на "МК" и потребовал три миллиона долларов. Городской суд вынес решение — обязать "МК" написать, что такая-то фраза из статьи не соответствует действительности. Знаете, что самое смешное? В статье такой фразы не было. Наши адвокаты пришли к судье: "Нет такой фразы в журналистском тексте! Что мы будем опровергать?" Ответ был: "Нам дана команда, чтобы вы проиграли". Тогда пришлось и мне действовать по-другому. Я пошел туда же, куда ходил олигарх. Поговорил. После чего олигарху сказали, чтобы он отступился от нас. В результате было подписано мировое соглашение.
Другой пример — дело Холодова. Я дошел до председателя Верховного суда, пытаясь доказать, что его должен рассматривать гражданский, а не военный суд. Он соглашался со мной. Но ничего не смог сделать.
Нашей с вами жизнью правят спецсилы! Силовые структуры. Мы — котята и мышки. Мы можем строить двадцать гражданских обществ. Но только, если этого хотят соответствующие структуры. Но не думайте, что мы такие особые. То же самое существует в большинстве европейских стран.
"Я как загнанная лошадь"
— Каков ваш главный жизненный принцип?
— Я пытаюсь и в себе, и в своих близких воспитать мысль, что нельзя к людям относиться, как к пешкам. Самое главное — уважение к человеку, независимо от его должности, зарплаты, уровня жизни.
— Из какой вы семьи?
— Дед по линии отца — Павел Николаевич Гусев — был комиссаром Чапаевской дивизии, он пришел сразу после Фурманова. Потом как политработник был отправлен в Москву на учебу, где его арестовали и расстреляли в 1937 году. Военная прокуратура недавно нашла мне его дело, я все прочитал.
— Какие впечатления?
— Это ужасно! Судя по фотографиям, дед был мужественным и сильным. Но, читая эти документы, я понял отчаяние человека, который находился в структуре высшего военного командования, а потом оболганный оказался в тюрьме. Эта трагедия, кстати, сильно сказалась на моем отце. Как сыну репрессированного, ему был закрыт доступ в ряд институтов. Он учился на военного переводчика, воевал под Мурманском, после войны служил в армии на Украине. В конечном счете, стал редактором Внешторгиздата. А мать из старой московской семьи, она художник театральных костюмов. Поэтому, наверное, в детстве я мечтал стать артистом. В школьном спектакле, считаю, блистательно сыграл Луку в пьесе "На дне". Но я ведь картавый! Со сцены это, конечно, звучит страшно. Я сам понимал, что мое актерство — полный идиотизм. Но я всегда находился в театральной среде… У меня очень много друзей из театрального мира. Вторая жена была актрисой Малого театра… Я написал несколько пьес для московских театров. В свое время окончил Литературный институт.
— А на большие формы не замахивались? Роман не хотите написать?
— Если честно, у меня лежит в столе рукопись. Но я не хочу ее публиковать, потому что не вижу в этой работе ни новизны, ни силы. Вот пишу книгу воспоминаний, как все сегодня это делают. …Я сейчас как загнанная лошадь. Помимо издательского бизнеса я набрал на себя столько общественных нагрузок, что времени для творчества не остается. Я очень хочу писать, но… тупик. Все время думаю, куда вкладывать деньги, как платить людям зарплату.
— Никогда не возникало желания вырваться из этого круга бесконечных обязательств?
— Было! И не раз. Если бы я был наемным рабочим, ушел бы давно. Но в связи с тем, что я стопроцентный владелец издательского дома "Московский Комсомолец", все решения зависят от меня. Распределитель всех денег — это я. Никто не может без меня ничего сделать.
— Это разве хорошо, когда вся власть сосредоточена в одних руках?
— Плохо. Но выйти из этой системы уже невозможно. Это как семейный бизнес, в который пустить никого не могу. МК