Ушел поэт и журналист Вадим Черняк.
Почти здесь, да не здесь.
На Чистых прудах, в доме, куда, по легенде, угодила фашистская бомба да не разорвалась, но так и осталась — навсегда, в "старом" "Московском комсомольце", в комнатке отдела пропаганды, там он тогда работал.
В этом доме теперь "Новая газета", но в "Новую" вход с противоположной стороны, с переулка.
Высокий, неправдоподобно красивый, строгий, в пиджаке, где с правой стороны, но не у лацкана, а ниже, как звезда у шерифа в вестерне, была привинчена какая-то милицейская награда, он был одним из символов "той" конторы, "той" газеты — на излете оттепельных шестидесятых, так и не принесших настоящего тепла, но породивших надежды, только что подавленные танками в Праге.
Холодало.
Дни январские белы, негорячи.
Вот опять не тает снег
на мостовой.
Очень мерзнут на бульварах
стукачи —
мой приятель Вася Чурин
чуть живой...
— весело горланили мы, щенки, черняковскую песенку про одиночество, бросающее ее героя на промозглый сквер, где единственная живая душа — это приставленный к герою стукач, не злой и даже доброжелательный, сочувствующий даже.
…Лучше выпей, —
Вася Чурин говорит. –
Это в наше время тоже ремесло…
Что ж, совет хороший, нормальный совет, кто там сбегает на угол Кировской?
И еще песенка:
Наконец-то все равно –
падать или подниматься…
Сколько ему тогда было, Черняку? Да лет тридцать с небольшим, совсем немного вроде бы.
…Все равно — какое дно,
и куда поставить ногу…
Что давно не слава Богу,
слава Богу, все равно…
Как же — все равно!.. Жизнь только начинается, мы молоды, молоды, все друзья живы, это почтенный старец Черняк может безо всякого оптимизма смотреть в будущее, а уж мы-то…
И еще песенка:
…Слепо верите Христу,
дорожите партбилетом,
даже в этом, даже в этом
соблюдайте чистоту.
Но эпоха категорически не желала слушать добрых советов, тем более — записанных в рифму и пропетых под раздолбанную гитару:
…И тем паче на посту
у порохового склада
разводить костры не надо,
соблюдайте чистоту!..
Пороховые склады росли, как торгово-развлекательные комплексы при Лужкове, а приставленные к этим складам часовые баловались спичками и чистоту не соблюдали категорически.
Что ж…
…Ошибается природа,
есть ошибки у народа…
Лишь поэты поступают верно!
Поэты поступали верно, время перекатывалось в семидесятые, восьмидесятые… Крутились магнитофонные бобины с тихим голосом Вадика. Где они теперь, эти записи? Нет записей. Несколько лет назад спрашивал — ни у кого не сохранились. Говорят, была кассета у Щекочихина, он искал и тоже не нашел, а сам Вадик уже давно не пел. Да и слова для редких публикаций подправлял, что-то дописывал, что-то вычеркивал, получалось — не скажу: хуже, но — по-другому. Не так, как навсегда когда-то врезалось в память, на Чистых.
Две тоненькие книжечки стихов, вышедшие с непростительным опозданием, когда у друзей-ровесников уже давно состоялись двухтомники в "Худлите". А главное — сами стихи уже ушли с передовой общественного интереса, и две эти тетрадочки за публицистическим набатом перестройки проскочили незаметно. Кто знал, тот, конечно, и так знал, что Черняк — замечательный поэт, но строки его уже не строили полки в шеренги и не вели к главным целям, названным прямо и ясно.
Вот так он и роман про Махно будет трудно писать, когда славным анархистом никто еще не занимался, да с публикацией подзадержится, а теперь издатели даже читать рукопись не хотят — все ведь уже сказано про этого Махно, даже фильм сняли, кто не успел — опоздал…
Будто жизнь, да и литература о жизни, — это всего лишь забег на четыреста с барьерами, и дело лишь в том, чтобы быстрее и выше поднимать ноги.
Открываю черняковскую книжечку наугад. Эпиграф из Пушкина: "Вот мельница, она уж развалилась…". И восемь строчек, написанных тридцать три года назад и, пожалуй, "закрывших тему":
Вот поредевший ельник,
стоял здесь мельника дом,
а там была запруда,
где сом ходил в глубине…
Спит раскулаченный мельник
под елкою вечным сном.
Нетрудно себе представить,
что он видит во сне.
1975
А что мы увидим во сне, прожив эту жизнь торопливо и суетно? Что?
…Вадим Черняк уходил от нас долго и трудно. Замечательно организованный, точный шахматный ум его сопротивлялся болезни, но отступал и отступал перед ней. До самого последнего. Пока не остановилось сердце.
Что остается от человека?
Горсть табака, стопка бумаг.
Два башмака, если он
не калека.
Если калека — один башмак.
1960-е
Но если есть Тот свет, то Вадим, как никто другой, заслужил — хотя бы там — покоя и счастья. Он встретит друзей — Сашу Аронова, Окуджаву, Юрия Смирнова, Гену Шпаликова, Юлия Даниэля. Они будут передавать друг другу гитару, неспешно разговаривать о своем. И им наконец будет хорошо.
Будем ли мы достойны, чтоб они когда-нибудь пустили и нас в свою компанию?
От редакции
Единственная запись одной из его знаменитых в среде московских журналистов 1960-х и 1970-х песен "Какое вам дело до мертвых моих друзей…" сохранилась на кассете "Новой газеты". Кассета называется "Друзья минувших лет", она — на сайте газеты. Если у кого-то обнаружится неразмагниченная пленка с голосом Вадима Черняка — откликнитесь. Н