Либералам выдали по первое число. Всем вместе и нескольким по отдельности. В частности, Юлии Латыниной, Алексею Венедиктову, Матвею Ганапольскому, Александру Городницкому. Досталось еще Герцену.
Выдал тележурналист Константин Семин в рамках программы "Вести недели". Человек он молодой, ранний и уже прославленный - благодаря нескольким всплескам своей пропагандистской активности. Прежде он в основном разоблачал внешних врагов отечества. Теперь обратился к врагам внутренним. К тем из своих соотечественников, кто желает России несчастья. То есть к русской интеллигенции. Но не ко всей, а к ее антипатриотической части.
В ролике Константина Семина по отношению к тем, кто причастен к переменам после августа 91-го, не было памятной формулы "безродные космополиты". Все остальное было: обвинения в корысти, в коррупции, в подлости, в забвении святынь, в презрении к стране и к ее народу, в измене Родине, в предательстве ее интересов, в низкопоклонстве и т.д. Это уже не полемика. Это стрельба на поражение. Как, впрочем, и в тех случаях, когда лево-правая оппозиция награждает власть ярлыками "оккупационный режим", "полицейщина", "фашизм".
Это действительно не дискуссия. Это гражданская война в холодной фазе. Технология Семина сродни технологии Караулова. В соответствии с ней журналистом создается определенный контекст и в него вживляется персонаж, подлежащий компрометации, а телезрителю ничего не остается как проглотить все сразу.
Первое дело: надо обозначить территорию какой-нибудь беды, напасти, а потом пальцем указать на виновника и подмонтировать его к напасти. Например, вот она, богатая жирная тусовка праздных людей, обустроившихся на Рублевке. И тут же вскользь вставить кадр с Немцовым или с еще каким-нибудь демократом. И настаивать на этой связке до той поры, пока она не закрепится в массовом подсознании на уровне условного рефлекса. Так возникают синтетические клише: демократия – воровство, либерализм – нищета и т.д.
Массовик-затейник выкрикивает: "Чубайс!", - а толпа выдыхает: "Сволочь!"
Ну, а кроме того, в ход идут шулерские навыки: отвлекающие жесты, передергивания, подтасовки, подмены.
У Семина сверхзадача вколотить в подсознание аудитории установку: либерал - "враг народа". Чтобы при слове "демократ" возникала стойкая ассоциация: "предатель".
Но тут есть одна тонкость: слово "либерал" на уровне массового подсознания еще недостаточно освоено. Другое дело слово "интеллигент". Оно перетерто как в положительном, так и в презрительном значениях. Оно в ходу. С ним можно работать, на нем можно играть. Потому господин Семин в своих разоблачениях и поношениях танцует от него. Его ролик был анонсирован как спор о русской интеллигенции.
Правда, его автор тут же натыкается на подводный риф. В советскую пору в сознание народа было вживлено понятие "трудовая интеллигенция". К последней относились инженеры, врачи, учителя, люди творческих профессий. Чтобы этих интеллигентов не обидеть, не зачислить в стан врагов народа и более того, причислить к лику святых и великомучеников, пришлось прибегнуть к давно испытанному приему: поделить саму интеллигенцию на "чистых" и "нечистых".
Виталий Третьяков поделил "прослойку" на "низовую интеллигенцию" и ее "верхушку". То есть поделил он ее по социальному признаку.
Но главное размежевание проведено Семиным по другой линии: на тех, кто производит патриотический воздух (Лев Толстой, например), и тех, кто производит воздух антипатриотический (скажем, Матвей Ганапольский). Чтобы совсем уж морально убить интеллигента-либерала, этого безродного космополита, автор привлекает к себе в союзники Наталью Нарочницкую, которая в финале пропагандистского ролика зачитывает пару строчек из Пушкина:
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
На этом цитата оборвана. Дальше Нарочницкой и Семину неинтересно. А мне стало любопытно, кто этот "ты". Зная склонность наших публицистов вырывать слова других авторов из одного контекста и вписывать их в иной, я обратился к первоисточнику. Стихотворение, написанное Пушкиным после подавления польского восстания 1830-1831 годов, осталось незаконченным, и, может быть, потому и не до конца понятно, кому оно адресовано: Мицкевичу, Вяземскому? Или самому себе?
Во всяком случае, читается оно как послесловие к "Клеветникам России", стихотворению, написанному во время восстания.
Во всяком случае, смею подозревать, что образ либерала "Ты" - сложный образ. Настолько сложный и даже противоречивый, насколько многослойна и противоречива природа самого патриотического чувства. Она включает в себя гордость и стыд, жалость и ненависть, прозрение и слепоту. Оттого, наверное, ни один значительный поэт на Руси не удержался, чтобы так или иначе не повторить вслед за Лермонтовым: "Люблю отчизну я, но странною любовью".
"Странная любовь" к Родине, в свою очередь, оттого, что между последней и индивидом почти всегда встревало государство то более, то менее строгого режима. И в этом была проблема. А порой – трагедия. Живое естественное чувство и во времена Пушкина с Лермонтовым, и в пору Сталина натыкалось на эту стену, тщетно билось о нее, старалось ее не замечать, надеялось ее обойти, пыталось над ней подняться.
Господин Семин, прогуливаясь мимо крестьянских изб, читает Есенина: "Язык сограждан стал мне как чужой..." Но у него же есть такие строчки: "С горы идет крестьянский комсомол,// И под гармонику, наяривая рьяно//, Поют агитки Бедного Демьяна,// Веселым криком оглашая дол.// Вот так страна! Какого ж я рожна// Орал в стихах, что я с народом дружен?// Моя поэзия здесь больше не нужна,// Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен".
Особенно труднопреодолимой эта стена оказалась для тех, кто умирал за Родину и через запятую – за Сталина.
Мы против того, чтобы ставить на одну доску Сталина и Гитлера. Но почему? В борьбе с Драконом народ заключил контракт с Дьяволом, по счетам которого нам приходится и сегодня платить. А разорвать контракт окончательно мы все как-то не решаемся.
Мне-то кажется: чем дальше мы уйдем от Сталина, тем выше будет наша Победа. Русский патриотизм – это необычайно драматичное чувство со множеством обертонов.
Вернемся к тому неоконченному стихотворению Пушкина, которым заклеймила госпожа Нарочницкая русского либерала, и дочитаем его:
Когда безмолвная Варшава поднялась
И ярым бунтом опьянела.
И смертная борьба меж нами началась
При клике: "Польска не згинела!" —
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда разбитые полки бежали вскачь
И гибло знамя нашей чести.
Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и в дыме, -
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме.
Так кто же этот лирический антигерой поэта - "Ты"? Польский патриот Мицкевич? Русский либерал Вяземский? Или само "наше все" – Александр Сергеевич Пушкин? А может, и тот, и другой, и третий? И может, потому не кончил поэт это стихотворение, что для себя еще не решил драму русского патриотизма?
...В "Медном всаднике" Пушкин начал свою печальную повесть во здравие "Петра творенья". Какое чувство гордости переполняло его лирического героя на исходе белой ночи! А кончил за упокой бедного Евгения, так пострадавшего от предмета пушкинской гордости.
Довольно было дворянину из обедневшего рода погрозить изваянию императора, чтобы сойти с ума. Нет, вру. Надо было сойти с ума, чтобы погрозить всаднику и пообещать: "Ужо тебе".
Юрий Богомолов
Интеллигенция с оглядкой на Запад
В воскресенье, 27 апреля, - ровно 130 лет с того дня, когда в России вышла знаменитая статья "Наше варварство в нашей иностранной интеллигенции". Автор - тогдашний властитель дум, философ, прошедший эволюционный путь от либерала до консерватора, Михаил Катков. Ему предлагали поставить памятник рядом с Пушкиным - за любовь к Отечеству.
27 апреля 1878-го он писал: "Мы не знаем, кто больше заботится, сами ли мы или наши противники, о том, чтобы русские интересы подчинялись чужим, чтобы мы признавали над собой компетенцию Европы. Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках". Мы бы вряд бы ли заметили юбилей этой статьи, если бы не поразительные совпадения в настроениях нашей интеллигенции в наши дни. Речь, конечно, не идет об интеллигенции как таковой, а лишь о той ее части, которая готова низвергать все свое, восхищаясь при этом любой проблеме, которая возникает у России.
Раньше в одном из московских залов не было пустых мест. Раз в год Москва летела в Лондон на форум. После помпезных бизнес-презентаций здесь гулял, пел и танцевал тогда еще не такой длинный список Forbes, московский гламур, "сливки" общества - его элита, его интеллигенция. Здесь за стопкой ледяной водки бизнесмен, депутат, чиновник, журналист нет-нет да и показывали абстрактной власти бесстрашную фигу. В прошлом году "эмигрантские сходки" посоветовали прекратить. И вот теперь они дисциплинированно стихли.
Впрочем, если Москва не идет к Лондону, Лондон доставят и на дом. Столица обрастает элитными пригородами, названия которых местный народ никак не запомнит: "Ричмонд", "Риверсайд", "Резиденции Бенилюкс", "Маленькая Шотландия", "Кантри Клаб", "Лазурный Берег", есть даже "Шервуд" со своим лесом. Только без Робин Гуда.
Со времен Грибоедова никогда еще вроде бы лучшие умы, лица и кошельки государства не были до такой степени подвержены заграничному влиянию. "Язык сограждан стал мне как чужой. В своей стране я словно иностранец", - страдал поэт русской деревни. Сегодня страдают в другую сторону - как бы стать поиностраннее. Ну, а раз главную проблему - сделать Россию мало-мальски приличной Европой, а лучше Америкой - решить пока не удается, интеллигенция и элита думают, как с этим жить.
Кто-то забаррикадировался в своем Bentley и смотрит на страну через его тонированные стекла. Если Bentley под рукой нет, некоторые начинают ненавидеть - нет, не страну – государство, которое никак не позволит, как они говорят, "этой стране" стать страной нормальной, приличной.
"Государством было допущено много исторических ошибок идейных - и царизмом, и коммунизмом, поэтому интеллигенцией была та самая прослойка, которая пыталась Россию сохранить и сделать человеческой страной. Человеческие ценности - вот что было в основе борьбы интеллигенции с государством", - отметил писатель Виктор Ерофеев.
Интеллигенцию России подарил XIX век, разрушивший сословное общество. С той поры интеллигенция - думающий и активный слой - была почти равнозначна элите. Поэтому герой войны с Наполеоном мог быть одновременно и поэтом, и помещиком.
В советское время, когда на выжженной гражданской войной земле выращивалась новая, рабоче-крестьянская, элита, она породила собственную творческую и техническую интеллигенцию, без которой не получилось бы ни плана ГОЭЛРО, ни ликвидации безграмотности, ни ДнепроГЭС, ни Гагарина, ни медицины, ни литературы и кино, ни поднятой целины, ни Великой Победы.
Но в 90-е все поменялась опять - следующей по счету элите массовая интеллигенция оказалась не нужна. Ей нужна была лишь та ее радикальная, как правило, пишущая и говорящая часть, которая одобряла все потрясения реформ. На месте элиты образовалось элитарное меньшинство и интеллектуальное, но уже не элитарное большинство. И речь конечно, не о нем, не о врачах, учителях, ученых, инженерах, людях, без которых невозможно представить Россию.
"Мне очень нравится определение, что интеллигенция вроде бы ничего особенно не делает, но она производит тот воздух, которым дышат все остальные. Можно, конечно, злобно сказать: мы без этого воздуха проживем. Но разве это не так?" - говорит радиоведущий Матвей Ганапольский.
Смотря какой воздух. И кто его производит. Интеллигенты Толстой и Достоевский не считали себя интеллигентами. Интеллигент Гумилев не считал себя интеллигентом, но ушел на войну, когда вокруг был сплошной "серебряный век" и декаданс. Поэты Уткин, Майоров, вошедшие в состав Народного ополчения и погибшие, защищая Москву, вряд ли были приспособленцами. Вряд ли были ими Королев или Туполев.
"Вот Деникин, пожалуйста, его руки по локоть в крови. Он ненавидел большевистскую власть, воевал, потерял родину. Когда к нему пришли от власовцев, чтобы получить благословение его авторитетом, он воскликнул: "Я воевал с большевиками, но не с русским народом! Если бы мне дали должность генерала Красной армии, вот уж я немцам бы показал!" Что это? Почему Рахманинов, который вообще был почвенник, глубоко верующий человек, революцию как доктрину не принял сразу - эмигрировал, потерял родину, но ведь умер от ностальгии, по признанию его друзей, в 1943 году, когда немцы рвались к Курску? Он давал концерты по всем Соединенным Штатам, играл до изнеможения, извел себя до болезни и деньги стал пересылать Сталину. Он что, не знал, что режим - репрессивный, что в лагерях сидят люди, что нет свобод, церкви закрыты, хотя они в это время начали открываться?" - спрашивает Наталья Нарочницкая, руководитель отделения фонда "Институт демократии и сотрудничества" в Париже, президент Фонда исторической перспективы.
"Русская интеллигенция всегда клялась в любви к собственному народу. Между тем она всегда считала народ каким-то недоделанным по отношению к немцам, французам, англичанам, итальянцам. И, глубоко переживая за судьбу русского народа, пусть и недоделанного, русская интеллигенция практически весь XIX век и начало ХХ призывала к бунтам и революции", - отметил член Общественной палаты РФ Виталий Третьяков.
Отношения с государством у этой части элиты почему-то всегда портились перед войной. "Как могла Европа сносить подобного нахала, который всеми силами заслонял ей дорогу к совершенствованию и старался погрузить в мракобесие?" - писал Николай Добролюбов о Николае Первом.
"Когда в Петербурге стало известно, что нас разбили под Черной, я встретил Пекарского. Тогда он еще не был академиком. Заметив меня, зашагал крупнее, пожал мне руку и шепнул таинственно в самое ухо: "Нас разбили!" - говорил революционер Шелгунов о литературоведе Пекарском.
По словам Герцен, когда в Польше был кризис, "всю Россию охватил сифилис патриотизма".
"Я буду радоваться разрушению Империи, откуда бы оно ни шло", - говорил тогда Бакунин.
"Танк горит на перекрестке улиц. Хорошо, что этот танк горит", - пел бард Городницкий о советских солдатах в Будапеште. Но кто горит в этом танке?..
"Сейчас мы смотрим на войну в Ираке и даже показываем по телевидению тех людей, которые говорят, что война в Ираке была ошибкой. Но в Ираке погибли уже четыре тысячи американских солдат. Что мы можем сказать про тех людей - писателей, художников, философов, мыслителей, общественных деятелей - которые говорят: Буш, прекрати войну в Ираке. Они что, предатели собственного народа?" - говорит Матвей Ганапольский.
И все же отдельные примеры изумляют. Можно быть в крайней оппозиции к власти, но ни в одной из тех стран, на которые Россию призывают равняться, интеллектуалу не придет в голову желать своему Отечеству поражения. По отношению к России излишняя вежливость является большой ошибкой. Такую интонацию российская элита расценивает как проявление слабости.
Звать заграницу в помощницы всегда и везде считалось дурным тоном. Никогда американец не попросит у немца поддержки в борьбе со своим государством. Но у нас возможно и не такое.
"Подвига 84-х десантников, которые остановили прорыв из Аргунского ущелья двух тысяч боевиков под командованием Хаттаба, просто не было. Героями не были ни Шаманов, ни Пуликовский. Героями не были и обрекаемые ими на смерть солдаты. Жертвами - да. Героями - нет", - пишет Юлия Латынина, независимый журналист.
Героями не были ни Зоя Космодемьянская, ни Александр Матросов, ни Николай Гастелло. СССР, утверждают эти люди, был ничуть не лучше гитлеровской Германии.
"Победа в Великой Отечественной войне. Это остался последний наш праздник. Все остальные уже уничтожены. Это остался последний праздник, который объединяет народ. Что сейчас происходит? Теперь пытаются нам рассказать, что Сталин и Гитлер - это было одно и то же. Фашизм и коммунизм - ставим знак равенства - это одно и то же. О чем это говорит для населения? Это говорит о том, что все мы, кто родился, вырос в СССР и работал там под руководством Коммунистической партии, фактически приравнены в нацистским преступникам. Для чего это делается? Делается с единственной целью - расколоть нацию. Кто этим занимается? Этим занимается наша дорогая интеллигенция. Зачем? С какой целью?" - возмущен продюсер, переводчик Дмитрий Пучков.
"Подрывать героические символы - это просто вопрос техники, он в лабораториях современных. Психологическая война отработана досконально. Тут наши интеллигенты ничего не добавили, не изобрели. Им просто дали методики", - уверен Сергей Кара-Мурза.
"Латыши! Если мои соотечественники не знают латышского языка или не желают говорить на нем, оскорбляют вас, ругаются, нападают и требуют, чтобы вы не разговаривали на своем "собачьем языке", то это фашизм! Значит, берете табуретку, и табуреткой со всей силой этому козлу по башке, чтобы он не смел такие вещи говорить. Да, я призываю к нарушению закона, потому что, если живешь в стране, изволь помнить, что там есть язык, на котором говорит большинство, меньшинство - это не имеет значения. Уважай правила", - сказал в одном из своих эфиров Матвей Ганапольский.
"Русские в Риге вполне нормально живут. Мне кажется, что выучить язык - это не так трудно. Если живешь в стране, выучи язык и чувствуй себя нормально. Какого-то насилия я нее вижу над человеком. Если он старый пень, если ему 90 лет, зачем ему учить язык? Но так можно выучить легко", - полагает Виктор Ерофеев.
"Социальные низы русской интеллигенции в виде учителей, врачей, библиотекарей, музейных работников еще можно рассматривать как такое реликтовое тело знаменитой русской интеллигенции. Но верхушка превратилась в шоуменов и поп-тусовку. Она сейчас и царит, как правило, на экранах, в литературных кружках, на театральных подмостках, в кино", - говорит Виталий Третьяков.
И кажется, что это творческое меньшинство интеллигенции даже не чувствует, что Запад гораздо ближе к нему, чем оно к Западу.
"Безусловно, при СССР этой прослойки не могло существовать исторически. То есть никакой элиты не было. И у нас буржуев раскулачивали. Это долгая история. Слава Богу, как только упал "железный занавес", появилась элита. Что являет собой элита? Это люди, которые заработали денег, которые правят, "рулят", у которых есть власть. Не обязательно есть вкус. Есть, скорее всего, власть, деньги", - считает музыкант Тимати.
"К ним нет уважения у народа, абсолютно. Они смеются над ними. Вот этот сделал новую татуировку - дурачок. А эта себе силикон вставила. Уважения нет. И это передается на все остальное. Это стиль жизни - он имеет влияние, а вот конкретные фигуры - нет. Просто хочется жить, как они. А в сознании людей они живут так - ни черта не делают, но все имеют", - уверен радиоведущий Сергей Стиллавин.
"Этот скотский материализм поразил ведь не только обывателя обычного - он же поразил, прежде всего, переделкинского интеллигента. Их запросы удивительно смешны. Но ведь русский интеллигент XIX века, сегодня поехав на Запад, не увидели бы ничего, что бы его вдохновляло. Выбор зубной пасты, кариес зубов - главная проблема. Родина там, где ниже налоги", - отметила Наталья Нарочницкая.
Самая страшная борьба - внутривидовая. Снова, как 150 лет назад, есть либералов и консерваторов, западников и славянофилов, революционеров и охранителей. Эта трещина проходит не только по совсем уже тонкому творческому слою - она разделяет всю элиту - партии, бизнес, госаппарат. Удастся ли, как иногда бывало в русской истории, направить эту энергию в созидательное русло? Ученики какой из школ одержат верх? И появятся ли сами школы?
В XIX веке Михаил Катков, прошедший долгий путь от либерализма к просвещенному консерватизму, открыл в Москве лицей, куда принимали подростков из глубинки. Сегодня это - Дипакадемия МИД, но ее до сих пор украшают изваяния Кирилла и Мефодия, подаривших народу азбуку. Может, потому и помнят слова Каткова о том, что "истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках".
"Пушкин, кстати, первый распознал, будущего российского нигилиста, - напомнила Наталья Нарочницкая. У него есть потрясающее незаконченное стихотворение: "Ты просвещением свой разум осветил. Ты правды чистой лик увидел. И нежно чуждые народы возлюбил. И мудро свой возненавидел".
Константин Семин