Гособвинители по делу Анны Политковской — о вердикте, впечатлении от подсудимых, пропаже вещдока и о том, почему приговор необходимо обжаловать.
- И каковы были ваши ощущения, когда 19 февраля присяжные вынесли свой вердикт? Вы предполагали, что подсудимых могут оправдать?
Юлия Сафина: Был ли вердикт для нас неожиданным? Понимаете, невозможно предугадать в суде присяжных, каким будет окончательное решение. Что касается ощущений… Их достаточно трудно описать.
Вера Пашковская: Согласиться с этим вердиктом мы никак не могли. Поэтому и внесли кассационное представление в Военную коллегию Верховного суда России на приговор Московского окружного военного суда. Что уже само по себе говорит о нашем несогласии. Мы просто считаем, что на мнение присяжных в ходе процесса повлияли очень многие обстоятельства и факторы, которые влиять были не должны, о чем мы как раз и написали в нашем кассационном представлении.
- И что же это были за обстоятельства и факторы?
Юлия Сафина: Сразу хотим отметить: в кассационном представлении изложена только часть наших аргументов. Дополнения к представлению будут внесены после того, как мы изучим весь протокол судебного заседания.
- Но, наверное, есть что-то, что бросается в глаза, то, о чем уже можно сказать?
Вера Пашковская: Прежде всего, стоит отметить, что в ходе всего судебного разбирательства по этому делу систематически нарушался уголовно-процессуальный закон. Те, кто присутствовал в судебном заседании, видели: мы практически каждый день делали заявления как раз об этих нарушениях и просили их устранить. Эти нарушения, в частности, повлекли ограничение наших прав на представление доказательств и как итог послужили причиной для формирования соответствующего мнения у присяжных заседателей.
Юлия Сафина: Самый яркий пример. В ходе судебного заседания при присяжных никогда не исследуются процессуальные вопросы. Никогда. Это запрещает закон. Если вы помните, на каждом заседании несколько раз вставал вопрос, касающийся именно так называемых процессуальных обсуждений, носящих юридический характер, - и присяжные слушали узкоспециальную полемику сторон.
Вера Пашковская: Например, вопрос о соединении в одно дела по факту убийства Политковской и дела по факту вымогательства денег у Поникарова. Стороной защиты много раз в присутствии присяжных озвучивались вопросы, связанные с причиной соединения этих дел, обсуждались юридические тонкости доказательной базы – как был получен тот или иной документ, заявлялось о "фальсификации доказательств"… Последнее не допустимо не только в суде присяжных, но и в обычном суде, если для таких громких заявлений нет доказательств.
- То есть, насколько я вас поняла, если следовать закону, то споры между адвокатами и прокурорами о порядке проведения слушаний, о вызове или не вызове того или иного свидетеля, о степени достоверности доказательств, о способах сбора этих доказательств, - не должны затуманивать головы присяжным, которые не обладают юридическими познаниями и которые оценивают только существо дело. И часто происходило подобное в этом процессе? Насколько я помню, и так присяжных то и дело просили выйти в совещательную комнату.
Юлия Сафина: Они уходили, когда те или иные вопросы в присутствии них уже были поставлены, мало того, не только поставлены, но и уже были обсуждены и оговорены сторонами… Такие случаи были несколько раз.
Вера Пашковкая: Начало нарушений было положено еще в самом начале процесса - во вступительном слове защиты. Когда адвокаты говорили именно о соединении уголовных дел, о следователе Гарибяне, о его персоне… Что, на наш взгляд, недопустимо. Цель адвокатов ясна: с самого начала посеять в головы присяжных недоверие к обвинению… И если какие-то доказательства адвокатов не устраивали, то заявить об этом адвокаты могли только в одном случае – в ходатайстве о признании их недопустимыми, которые обсуждаются без присяжных.
Юлия Сафина: Есть еще такой важный момент: до сведения присяжных доводилась недостоверная информация. В частности, защита говорила о том, что следствием не проверялись, не разрабатывались никакие иные версии. Ну, это ведь неправда – следствием проверялись множество версий, собирались разные доказательства причастности определенных лиц, проводилась большая оперативная работа. Другое дело, что в судебном заседании мы не можем представлять другие доказательства и исследовать какие-то другие версии, хотя следствием и они проверены в полном объеме. В этом плане закон нас очень четко ограничивает - мы руководствуемся строго требованиям УПК. По идее, все участники процесса должны были следовать этим требованиям…
Вера Пашковская: Но на сегодняшний день это пока часть нарушений, которые мы усмотрели в ходе процесса.
- Как проходит процедура обжалования приговора и сколько она займет времени?
Юлия Сафина: Московский окружной военный суд вынес приговор 20 февраля и дал сторонам, несогласным с этим приговором, 10 дней на его обжалование. Обжаловали приговор только мы. Помимо этого мы вправе подать дополнения к кассационному представлению, и мы воспользуемся этим правом. Многое по срокам будет зависеть от того, как быстро подготовит суд протокол заседаний.
- В самом начале процесса – после скандала с присяжным Колесовым, выступившим на радио с заявлением о том, что суд, манипулируя мнением коллегии присяжных, пытается сделать процесс закрытым, - вы заявили отвод судье Зубову. Каковы были ваши мотивы, ведь до этого скандала и вы ходатайствовали о закрытом режиме процесса?
Юлия Сафина: В итоге судом было принято решение слушать процесс в открытом судебном заседании, за исключением тех дней, когда будут исследоваться доказательства, представляющие государственную тайну. Никто не возражал, в том числе, и мы, гособвинители.
А вся эта ситуация с присяжным Колесовым для нас была неожиданностью. Честно говоря, о ней мы узнали уже из прессы, прочитав, что один из запасных присяжных сделал заявление о том, что коллегия не просила закрывать процесс. Нас, конечно, это очень удивило. Естественно, мы не могли оставить это без внимания. Это было бы неправильно.
- Что вы говорили судье?
Вера Пашковская: Полностью мы не можем вам рассказать о своей мотивации, поскольку мы заявляли отвод в закрытом процессе. Трепетное отношение к соблюдению закона на защиту не распространялось, поскольку, выходя из закрытого судебного заседания, адвокаты тут же рассказывали журналистам обо всем произошедшем, что законом запрещено.
Юлия Сафина: Единственно, что можем сказать: причиной отвода послужило заявление присяжного Колесова.
- Несколько раз в суде поднимался вопрос о том, что присяжные пересекались со стороной защиты в здании Московского окружного военного суда. Как вы можете это прокомментировать?
Юлия Сафина: На протяжении процесса мы несколько раз делали заявления по поводу подобных фактов. Было и общее курительное помещение, где адвокаты в присутствии присяжных беседовали с журналистами и родственниками подсудимых…
Вера Пашковская: И это все зафиксировано в протоколе. Получалось, что присяжные заседатели не были изолированы от общения с прессой, с родственниками подсудимых, с их адвокатами. Меры судом были приняты только через месяц после начала процесса, а как раз в течение месяца мы и представляли свои доказательства, которые, как оказалось, обсуждались прилюдно в кулуарах.
- На ваш взгляд, оказывалось ли на присяжных какое-либо давление?
Вера Пашковская: Мы считаем, что в конкретном случае беспрецедентное давление было со многих позиций. Если говорить о давлении СМИ, то одни издания объективно излагали факты, которые они услышали в процессе, другие – высказывали свою точку зрения, свои суждения, оценки. И эти оценки, как мы сами понимаем, стали предметом изучения присяжных. Представляете, какими нужно быть независимыми, мыслящими, со своей жизненной позицией человеком, чтобы действительно (воспользуюсь излюбленным выражением адвоката Мусаева) "отделить зерна от плевел"?! И каким нужно быть самостоятельным присяжным, чтобы чужое мнение не давлело над ним?! Это достигается очень тяжело.
В Мосгорсуде присяжные заседатели, например, изолированы от участников процесса. И это правильно, так должно быть. А в Московском окружном военном суде с этим были проблемы.
Еще раз отмечу, нарушения, допущенные в ходе рассмотрения дела, часть из которых мы вам сегодня осветили, явились основанием для постановки перед Верховным судом вопроса об отмене этого незаконного, на наш взгляд, решения.
- На ваш взгляд, оправдательный вердикт означает, что присяжных убедили доводы защиты?
Вера Пашковская: Вопрос в том: убедили ли их доводы защиты или те незаконные и несоответствующие действительности вещи, которые озвучивали в процессе адвокаты? Да, защита может осуществляться всеми дозволенными способами, но при этом - законными. Что же убедило присяжных? Если вы заметили, защита доказательств своих практически не представляла.
Юлия Сафина: Один из адвокатов в самом начале процесса сказал о том, что они будут стараться навести "тень на плетень" и будут любым способом пытаться опорочить доказательства, потому что у них "нет другого выхода". В чем это выражалось? В сообщении ложных сведений. Вставали, говорили какую-то неправду, пафосно повторяли ее десять раз.
- Например?
Юлия Сафина: Та же самая история с версиями. Зачем защита говорила, что они не проверялись, если она знает, что проверялись и это видно из материалов дела? А затем, что присяжные это не проверят – они дело-то не читали, зато у них сложится впечатление о предвязтости следствия.
Вера Пашковская: Или специальное акцентирование внимания на человеке в "Рамсторе", запечатленном на камеры видеонаблюдения. Ведь опять же – проверялась версия, адвокаты прекрасно знали: этот человек не был на месте преступления и никак не мог там быть. Физически не мог. Но адвокаты, выдергивая часть доказательств, пытались представить присяжным ситуацию таким образом, что, возможно, Политковскую убил именно этот человек, а вовсе не те, кого считает следствие. И поэтому я была сильно возмущена поведением защиты, которая пыталась представить, что видеозапись из "Рамстора" не соответствует действительности. Присяжных просто пытались ввести в заблуждение: документы сопровождения уголовного дела зачитывались в обратном хронологическом порядке, говорилось о том, что и запись это не от 7 октября… Когда защита была разоблачена, вопрос был снят с повестки дня. Вопрос – к чему все это было?
- Потерпевшая сторона и их адвокаты занимали, как известно, нейтральную позицию: не обвиняли, но и не защищали...
Юлия Сафина: Это их право. Они могут занимать любую позицию. Хотя в соответствии с законом, потерпевшие также являются стороной обвинения. Но мы не можем их осуждать и предъявлять какие-то претензии. Это их право – сказать то, что они хотят. Правда, мы не слышали от них никаких высказываний в ходе процесса, мы не знали их мнений в принципе. К сожалению, мнение Ильи Александровича и Веры Александровны мы узнали уже после процесса, прочитав их интервью. Оказывается, они считали, что люди, освобожденные из-под стражи, причастны к убийству их мамы. В процессе мы этого не слышали, а хотелось бы конечно их мнения знать.
Вера Пашковская: На наш взгляд, по крайней мере, отношение к тем, кто сидит на скамье подсудимых – виновные или невиновные – они должны были выразить.
- Защита обвиняла вас в том, что вы выходите за рамки уголовного дела, имея в виду личность отсутствующего на скамье подсудимых Рустама Махмудова.
Вера Пашковская: Личность этого человека обсуждалась только стороной защиты. Мы пытались вообще не обсуждать личность Рустама, поскольку действительно в этом процессе мы не имели право это делать. Это должно быть очевидно для всех участников процесса, в том числе, адвокатов. Никто же не отменял адвокатскую этику, принципы деятельности адвокатуры. Но, тем не менее, этот вопрос адвокатами активно обсуждался.
Юлия Сафина: Могли ли мы более детально обратиться к личности Рустама Махмудова и его предположительной роли в этом преступлении? Могли, нам было что сказать. Но нам не позволял закон: нет человека на скамье подсудимых - мы не можем в отношении него представлять доказательства. Что касается представленной нами карты, на которой была фотография Рустама Махмудова - не мы приклеивали эту фотографию. Это сделало следствие. Мы не могли взять и отодрать это фото. Это было бы преступлением.
- История с пропажей вещдока – диска с презентацией - наделала много шума и была по-разному истолкована в СМИ…
Вера Пашковская: Как все произошло. В тот день мы планировали начать свои дополнения с представления доказательств – как раз этого диска с презентацией. Нам нужно было показать всего несколько кадров с целью опровержения доводов защиты. Стоит отметить, что все вещественные доказательства содержатся в канцелярии суда, никаким образом они не могут находиться у гособвинителей или у защиты. Когда мы обратились в канцелярию, чтобы нам выдали диск, то вещественное доказательство сотрудники суда обнаружить не могли. Судья тогда направил запрос в Следственный комитет, в тот же день СКП прислал аналогичную копию. Куда пропало это вещественное доказательство - мы пока не знаем, на момент вынесения приговора оно найдено не было. Это больше вопрос к сотрудникам суда.
Юлия Сафина: Но СМИ действительно написали, что вещдок потеряли именно гособвинители. После этого мы сделали в суде заявление о том, что некоторые представители СМИ сообщили сведения, несоответствующие действительности. Журналисты пообещали нам, что будет опровержение, но его, тем не менее, не последовало.
- Как вы можете прокомментировать статью в "Московском комсомольце", как раз посвященную этой презентации?
Юлия Сафина: Да, мы прочитали эту статью. Журналиста Речкалова, который ее написал, мы не видели ни на одном судебном заседании. Содержание статьи нас, честно говоря, очень удивило. В судебном заседании о подобных фактах вообще никогда не говорилось, и мы не исследовали подобную информацию. Откуда это взял журналист? У адвоката? Для нас это пока загадка. Каждый, кто присутствовал в судебном заседании от и до, скажет: ни в один из дней прокурорами не исследовалось то, о чем написал этот журналист.
Вера Пашковская: В статье написано, что такие факты были представлены в именно судебном заседании. Эта информация не соответствует действительности.
- На ваш взгляд, почему появляются подобные вещи уже после приговора?
Юлия Сафина: Наверное, речь уже идет о каких-то человеческих качествах.
Вера Пашковская: Опять же идет речь о давлении. Ведь если Верховный суд отменит приговор если и дело будет рассматриваться заново, то вновь отберут присяжных заседателей, которые должны будут в соответствии со своим мнением, которое у них сложится именно в процессе, а не за его рамками, сделать свой вывод. Но вот вопрос - смогут ли они сделать свои выводы, ознакомившись с такими статьями? А они наверняка будут знакомиться или уже сейчас знакомятся, еще не зная о том, что у них есть возможность стать присяжными в этом деле.
- Сторона защиты говорила о фальсификации вещественных доказательств, приводя в пример биллинги. Две распечатки телефонных биллингов, на ваш взгляд, противоречат друг другу или нет?
Юлия Сафина: В одной детализации есть все 6 соединений, в другой – тоже все 6 соединений между братьями. О каких противоречиях идет речь? Противоречия, к примеру, могут заключаться в том, что в одной детализации есть звонки, а в другой вообще нет. У нас такого не было: и в одной, и в другой есть все звонки. Мы выводили детализации на экране, мы представляли документы из сотовой компании, мы представляли документы, подтверждающие местонахождение вышек и абонентов, зону уверенного приема. Нужно было видеть эти документы, нужно было смотреть на них.
И потом, каким образом получались детализации? Напрямую же следствие не направляет запросы ни в одну из компаний сотовой связи. Все это делается на основании постановления суда.
- Какое впечатление на вас произвели подсудимые?
Вера Пашковская: Тот факт, что они говорили на суде не все из того, что знали, – мягко сказано…
Юлия Сафина: В первую очередь – у них чудесная избирательная память. Мы с этим сталкивались на каждом заседании. Например, один из братьев Махмудовых – Ибрагим - прекрасно помнил и рассказывал во всех подробностях, как он проводил вечер 7 октября 2006 года, он помнил, что находился на дне рождении у своей подруги, помнил, где оно проходило, со скольки до скольки часов, кто там еще находился… Но на вопрос, откуда он приехал на этот день рождения, Махмудов не отвечал – у него почему-то произошел провал в памяти. И мы его прекрасно понимаем. По детализации телефонных переговоров он был как раз на месте преступления.
Что касается Рягузова, то по факту убийства он проходил в качестве свидетеля. Но он отказался от своих показаний, данных на следствии (про то, что его просили установить адрес фактического проживания Анны Политковской – В.Ч.). Кстати, показания эти он давал в присутствии своего адвоката Черникова, который потом защищал его в суде... А каким образом происходит допрос? Сидит адвокат, рядом с ним его подзащитный дает показания, адвокат всегда в нужный момент подскажет, как и что ответить, может прервать допрос и попросить время для консультаций. Однако Рягузов от показаний, данных в присутствии адвоката, отказался.
Что касается Хаджикурбанова, то нас удивил цинизм его высказываний. Особенно его рассказ о том, как он боялся испачкать кровью избитого им Поникарова свой белый костюм, а также его нежелание отвечать на неудобные вопросы.
- Почему не был вызван в суд ключевой свидетель – Шамиль Бураев?, имя которого в ходе процесса упоминалось практически постоянно?
Вера Пашковская: Вообще в этом процессе, многие лица почему-то по нашим вызовам на судебные заседания не являлись, зато являлись по вызовам стороны защиты. Имена этих свидетелей назвать не можем. Скажем так – это был не один человек.
- Вообще, исходя из вашей практики, сколь сложно складывался этот процесс, чем он отличается от тех, на которых вы выступали гособвинителями ранее?
Юлия Сафина: Любой процесс сам по себе всегда проходит тяжело. И это никак не связано с личностями тех или иных подсудимых. Если это дело об убийстве, как было в данном случае, тем более тяжело эмоционально, сопереживаешь близким погибших, пропускаешь все это через себя.
Вера Пашковская: Этот процесс характерен тем, что в нем была не одна коллегия присяжных, а целых три. Во-первых, это журналисты – "вполне полноценная коллегия присяжных", во-вторых, потерпевшие, ну, и в-третьих, - это непосредственная коллегия присяжных заседателей. Так что нам нужно было представлять доказательства сразу трем коллегиям. Вот, в чем заключалась главная особенность этого процесса и, наверное, главная его сложность.
*Бывший глава Ачхой-Мартановского района Чечни. Как показывал на следствии Рягузов, именно от Бураева поступила просьба установить адрес прописки Политковской. Н