Медиановости

12 марта 2010 19:15

Исполняется 80 лет со дня рождения Егора Яковлева

В воскресенье, 14 марта, исполнится 80 лет со дня рождения Егора Яковлева. На его могиле на Новодевичьем кладбище кроме имени и фамилии и дат рождения и смерти написано только "журналист". Скромно, но звучит гордо. Точнее не определить.

Егор – он любил, чтобы его называли запросто, без церемоний – был журналистом до мозга костей, настоящим живым классиком. Сумел превратить свое ремесло в высокое искусство, сам не стеснялся всю жизнь учиться и своим примером служения журналистской музе (если есть такая) многих сумел научить.

Жизнь и карьера Егора Яковлева отнюдь не похожи на прямую столбовую дорогу. Он говорил, что "начинал свою жизнь с нулевого цикла раза четыре", но это типичное публицистическое преувеличение. Хотя на самом деле Егор претерпел суровую эволюцию и прошел вместе со своей страной все этапы большого пути послесталинского времени.

Закоренелый шестидесятник, пришедший в профессию в символическом 1956 году, под сенью ХХ съезда и осуждения "культа личности", Яковлев долго боролся за восстановление "ленинских норм партийной жизни". Написал целую серию книг о "вожде и учителе". Ощущал себя, да и был стопроцентно советским человеком, которого так и не смог из себя "выдавить" до самого конца.

Речь идет о романтически-идеальных аспектах homo soveticus`а – неприятии цинизма, мещанства, "мира чистогана", что превосходно совмещалось, правда, со склонностью к интригам в возглавляемых им редакциях. Егору просто скучно было иначе существовать, ему постоянно хотелось бороться, искать "упоения в бою". Практически все его любимые сотрудники прошли во взаимоотношениях с ним цикл (автору этих строк пришлось лично убедиться на собственном примере): возвести на неслыханную высоту – затем низвести и насмерть поссориться – а потом вновь заключить в объятия. Получалась яковлевская – почти гегелевская – триада: тезис, антитезис и торжественный синтез.

Егор ни в коем случае не был диссидентом и бунтарем. Безусловно признавал советскую власть, но с этой властью у него случались, как выражался писатель Андрей Синявский, "эстетические разногласия". Еще в одном роковом году – 1968-м – его уволили из главных редакторов придуманного и созданного им новаторского журнала с символическим названием "Журналист" - за переизбыток шестидесятничества, которое не вписывалось в брежневскую "эпоху застоя". Наказали не сильно, но надолго отбили охоту к инициативам и преобразованиям в печатном деле.

Он надолго ушел в тень. Воспрянул и вышел на первый план только в перестройку. Вклад Егора в этот процесс, по гуманитарной части и в смысле гласности, едва ли не больше, чем у самого Михаила Горбачева. Яковлев возглавил издание АПН "Московские новости", которое читающая публика просто не знала. Известны были только английская и французская версии, их читали во всех спецшколах. И Егор совершил с "МН" такое же чудо преображения, как его коллега Владислав Старков с листком общества "Знание" "Аргументы и факты" - сделал свою газету всенародно популярной.

Можно называть "Московские новости" второй половины 80-х годов ХХ века как угодно - флагманом, блокбастером, бестселлером. Все будет верно. Подписки не было, поэтому у киосков выстраивались огромные очереди с шести часов утра. Номера "МН" ходили по рукам, как листовки, размножались, копировались всеми возможными способами. Газета служила не только коллективным агитатором за ускорение реформ, но и коллективным организатором будущей оппозиции. Вокруг нее сконцентрировались "прорабы перестройки" и будущие демократы первой волны. Она стала их неформальным центральным органом. Поневоле приходится вспоминать ленинские формулы. Ничего удивительного: в стране шли революционные процессы.

Егор Яковлев, прежде всего, пробивал дорогу свободной журналистике. Расширял рамки дозволенного. Возвращал в легальное поле ранее запретные, табуированные имена – писателей-эмигрантов, диссидентов, опальных художников. Причем делал все это, не дожидаясь высочайшей отмены цензуры. Из-за чего возникали разногласия с партией и правительством, отнюдь не эстетические.

Впоследствии Егор подружился с Михаилом Горбачевым, который даже председательствовал на похоронах старого товарища по перестроечным боям. Но сближение произошло лишь тогда, когда первый и последний президент стал терять власть. Отношения Яковлева с действующими правителями всегда складывались непросто, конфликтно. Все повторилось и с Борисом Ельциным, которого "Московские новости" поначалу активно поддерживали.

Дело в том, что после путча 1991 года Горбачев отправил Егора в большую политику, назначив председателем Всесоюзной телерадиокомпании. Когда Союз прекратил свое существование, и компанию переименовали, президент России оставил Яковлева на его посту. Но через год уволил.

Егор так об этом рассказывал: "Я однажды ему сказал в личной беседе, что быть порядочным перед собой мне значительно важнее, чем быть порядочным перед президентом. И надо сказать, что Борис Николаевич согласился с этим, правда, недели через две он мне предложил поехать послом в любую страну, какую я хочу". Послом он быть не захотел, но из большой политики ушел.

Отношения Яковлева с политикой складывались не менее сложно, чем с власть имущими. Он ее очень любил, интересовался всеми нюансами, интригами, перипетиями политической борьбы, однако всячески отрицал этот свой интерес. Десять лет Егор возглавлял "Общую газету", где и мне посчастливилось поработать, был ее учредителем и владельцем, и упорно называл свое детище "не политической, а мировоззренческой газетой". Хотя материалы отдела политики читал всегда особенно въедливо, во все вникал и редактировал. За этим напряженным вниманием, скорее всего, скрывалось чувство обиды, а то и боли из-за собственной нереализованности. Правда, Яковлев никогда бы не признался в этом даже себе самому.

Как многие шестидесятники, он не смог вписаться в реальность российского дикого капитализма, в тот самый водворившийся "мир чистогана", который он всю жизнь отрицал. Отношения его с бизнесом совсем не сложились. "Общую газету" ему пришлось продать, и она была немедленно закрыта. Потом были почетные, церемониальные должности, но без редакционной текучки он стал угасать.

Егор Яковлев фактически потерял смысл жизни. Как писал Лев Толстой о фельдмаршале Кутузове после изгнания французов из России, "ему ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер". Пережив свою последнюю газету на два года. РИА "Новости"