В пылу борьбы за всеобщий нанотехнологический прорыв, а также — с лесными пожарами и торфяниками страна практически не заметила, что этим летом общество перешло своеобразный Рубикон жизни при свободе слова. Двадцать лет назад в СССР был принят закон "О печати и других средствах массовой информации", который стал последним гвоздем в крышку гроба для монополии КПСС. Борьба за него в стенах нового тогда Верховного совета (ВС) СССР, созванного под горбачевскими лозунгами "перестройки" и "нового мышления", шла нешуточная.
Работу над проектом закона о печати мы в комитете по гласности и правам человека ВС начали летом 1989-го. Единственным утешением, иронизировали "продвинутые" депутаты, что в СССР до сих пор нет такого закона, может быть то, что его также нет в таких, например, странах как Великобритания и США. (Партийные же представители говорили об этом совершенно серьезно, упирались рассматривать даже саму постановку вопроса.) Ситуации, на первый, непросвещенный взгляд, у нас с этими странами были-таки схожие. С одной лишь разницей: закона о печати там уже не было, а у нас еще не было. В Англии пресса обрела свободу при Стюартах, во Франции – при Людовике ХШ и Ришелье. В США первая поправка к конституции, к тому времени принятая почти 180 лет назад, до сих пор гарантирует свободу печати. Там это – как воздух.
В царской России находившиеся в оппозиции большевики в апреле 1917 г. издавали 17 ежедневных газет тиражом почти полтора миллиона экземпляров. 27 октября 1917 г. по старому стилю, то есть через два дня после "октябрьского переворота", был выпущен Декрет Совета народных комиссаров о печати. По Декрету было закрыто большинство "буржуазных" газет. Но в нем была стыдливая оговорка: "Настоящее положение имеет временный характер и будет отменено особым указом по наступлению нормальных условий общественной жизни". Выходило, что не прошло и 72 лет, как эти условия наступали.
В рабочую группу по подготовке проекта закона о печати вошли депутаты не только нашего, но также и других комитетов. Возглавил ее депутат, доктор юридических наук Николай Федоров (ныне – президент Чувашской республики). Первоначально нам очень помог авторский проект закона московских юристов Ю.М. Батурина, В.М. Федотова и В. Л. Энтина. По нашей просьбе аппарат комитета раздобыл также законы о печати некоторых западных стран – для использования международного опыта. Главные "киты", на которых держался наш проект закона: печать свободна, цензура не допускается; учредить СМИ может любой человек и любая организация; не разрешается вмешательство в работу СМИ со стороны учредителя и издателя; финансирование СМИ возможно не только из государственных источников.
Однако, как ни сложно было подготовить профессионально выверенный и точный законопроект (власть перманентно вставляла палки в колеса), оказалось, что это еще только цветочки. Самым трудным было пройти через все подводные камни при его обсуждении и голосовании на сессии ВС СССР в условиях "агрессивно-послушного большинства" номенклатурных депутатов и их рабоче-крестьянских "маяков". Проект закона о печати вполне можно было рассмотреть (хотя бы в первом чтении) в первые дни второй сессии ВС СССР в сентябре 1989 г. Однако время шло, но аппарат, как бодливая корова, упирался выносить его на повестку дня, а мы, рабочая группа, были возмущены.
Только через два с половиной месяца, 24 ноября 1989 г., в один из последних дней сессии ВС СССР, первый зампредседателя ВС Анатолий Лукьянов объявил, наконец, что депутаты могут приступить к обсуждению проекта закона в первом чтении. И вот здесь стало ясно, отчего аппарат так оттягивал его внесение в повестку дня. Оказалось, что законопроект, розданный депутатам, вовсе не тот, который подписали руководители двух комитетов – нашего и по законодательству. Аппарат нагло подменил законопроект! Но самое мерзкое заключалось в том, что липовый документ был представлен от имени двух комитетов, хотя мы его и в глаза не видели. "Исправленный и дополненный" фальсифицированный текст на корню рубил свободу печати с помощью юридических уловок. Это было мошенничество чистой воды – на самом высоком уровне. Разразился грандиозный скандал.
Ленинградский депутат Анатолий Ежелев от имени нашего комитета заявил, что мы никакого отношения к анонимному проекту не имеем. Выступили и другие, возмущаясь происходящим. Анатолий Лукьянов, видимо, не ожидая такого отпора, сделал плохую мину при хорошей аппаратной игре. Мол, да? А я вот ничего не знаю, мне представили этот проект. А, не тот? Признав "неточность", Лукьянов все еще пытался спасти подложный проект, указав, что есть другой автор — комитет по законодательству. А когда увидел, что глава рабочей группы, член комитета по законодательству Николай Федоров встал и направился к микрофону, вдруг сильно забеспокоился: "Вам, Николай Васильевич, что-то непонятно? Подойдите ко мне, я вам все объясню".
Однако Федоров, проигнорировав любезное приглашение лиса Лукьянова, от микрофона в зале объявил: Комитет по законодательству никакого отношения к анонимному проекту не имеет! В зале начался шум, кто-то выкрикнул: "Позор!" И вот тогда Лукьянов, спасая ситуацию и свое реноме, "сдал" главного создателя и лоббиста этого сомнительного документа – помощника М.С. Горбачева, генерального секретаря ЦК КПСС, — Г.С. Шахназарова. Заявление Лукьянова привело депутатский зал в шок. Как ни парадоксально, но эта попытка аппаратного обмана только помогла нашему законопроекту – за него в первом чтении ВС СССР проголосовал почти единогласно: 376 — за, 8 — против, 13 — воздержались. Это была звонкая пощечина мошенникам из ЦК КПСС.
Однако на этом попытки затормозить продвижение радикального законопроекта о свободе СМИ не закончились. После принятия его в первом чтении Лукьянов поставил на голосование проект постановления о его публикации в печати — "после доработки". Аппарат изо всех сил упирался, все еще надеясь повлиять на ход Истории. Но депутаты еще раз проявили неожиданную твердость, настояв на том, что проект рабочей группы должен быть сначала опубликован, а уже потом она будет "дорабатывать его с учетом поправок и замечаний по результатам обсуждения в обществе". В ярости Лукьянов немедленно объявил о роспуске нашей рабочей группы по подготовке проекта закона о печати и о создании новой.
Попытки подменить проект закона со стороны аппарата и лично Лукьянова продолжались. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что он подписал не проголосованный членами ВС СССР проект рабочей группы, а отвергнутый депутатами — из недр ЦК КПСС! И это – после разоблачения подлога с проектом закона в сессионном зале и громкого скандала! Несмотря на протесты депутатов, кончилось это тем, что в опубликованном в "Известиях" проекте предлагались два варианта формулировок двух самых уязвимых для номенклатуры статей. Мифическая "группа депутатов", которая внесла альтернативы, как было указано в опубликованном тексте, предлагала исключить физических лиц (граждан) из числа имеющих право учреждать СМИ. Вторая альтернатива: учредители и издатели получали право вмешиваться в работу редакций, то есть могли требовать предварительного согласования статей, запрещать их публикацию, выбрасывать из них по своему усмотрению информацию.
По сути, это была попытка торпедировать принятый не только на двух профильных комитетах и на рабочей группе, но и на сессии Верховного Совета СССР проект закона, не устраивавший ЦК КПСС и лично Лукьянова. Неясно только, на что рассчитывал аппарат – ведь общество уже было более радикализировано, чем даже оппозиционные депутаты. Публикация проекта открыла шлюзы для поправок, наш комитет по гласности стал получать тысячи писем от граждан и организаций, редакционных коллективов, журналистов, настрадавшихся под пятой цензуры. Все это мы читали, обобщали и готовили свои сводные таблицы поправок.
Летом 1990 г., 17 июня, в СССР произошло событие убийственной для КПСС силы: 12 июня Верховный совет принял, наконец, Закон "О печати и других средствах массовой информации", упразднивший государственную цензуру. Первая его статья гласила: печать свободна, цензура запрещается. По закону любому гражданину давалось право учредить свою газету или журнал.
А уже через два месяца после вступления закона в действие на заседании комитета мы обсуждали сложные практические вопросы, возникшие в связи с его применением на практике. Тогда повсеместно шли битвы между прежними учредителями (в основном, партийными и советскими органами) и трудовыми журналистскими коллективами. Регистрация журналов "Огонек", "Знамя", "Литературной газеты" по новому закону привела к сопротивлению бывших учредителей – в проблему пришлось вмешиваться прокуратуре, генсеку ЦК КПСС и ВС СССР.
Как сообщали на заседании комитета представители Госкомпечати СССР, по состоянию на 7 сентября 1990 г. они получили уже более 300 заявок на регистрацию СМИ. И более половины из них – новые. Каждое шестое заявление – от частных лиц. Для СССР это было невиданно! Начались подвижки с принятием собственных республиканских законов о печати – к осени 1990 г. они были утверждены в Литве, Латвии, ожидалось такое событие и в Эстонии.
В условиях распределительно-плановой экономической системы возникали вопросы материально-технического обеспечения новых СМИ. Ведь вся бумага, краски, полиграфическая техника оставались фондово-распределительными. Где брать все это новым независимым изданиям? Управделами ЦК КПСС бомбардировало письмами и ВС СССР, и Госкомпечать СССР в связи с новыми правилами игры на возникавшем медийном рынке. Там были в растерянности: кто и как будет теперь дотировать издания КПСС? Ведь их по стране наплодили сотни тысяч, и вся местная пресса была убыточна, на госдотации. Убытки тогда, по данным Госкомпечати СССР, составляли 1 млрд 600 млн руб. Столько стоила нищей стране тупая коммунистическая пропаганда. Особенно волновались партийные районки: им грозила реальная смерть. Ведь в новых условиях Советы уже не спешили дотировать партийные издания. Советы, при бешеном сопротивлении отживающей партийной власти, сами учреждали свои газеты и думали об их финансировании.
Сегодня новое поколение российских журналистов вряд ли слышало, что такое фондово-распределительная система и как это – "бумаги нет". Свобода СМИ, их учреждение и издание воспринимаются как что-то само собой разумеющееся, – как поход в "Макдоналдс" или реклама "Клинского". А выстраданная обществом в политических боях свобода печати зачастую становится билетом на тот свет. Если при СССР за подпольный "самиздат" всесильный КГБ отправлял "отщепенцев" в район пермских лагерей или в психушки, то сегодня смелые журналисты за легальную публикацию о неприглядных делишках какого-нибудь криминального пахана во власти получают битой по голове или контрольный выстрел в голову. Журналистика в прямом смысле этого слова практически изживает себя, превращаясь в перманентный пиар-проект, а СМИ все больше трансформируются в газетно-журнальные "фермы", где журналистов покупают, как рогатый скот, сильные мира сего. Это – с одной стороны. А с другой — свобода слова, по словам известной журналистки Лидии Графовой, превратилась в свободу слуха. Для властей. Кажется, пришло время начинать все сначала. ИА "Росбалт"