Ожесточенный конфликт в Южной Осетии, развязанный в августе 2008 года, застыл в мертвой точке. Рейн Мюллерсон говорит, что, поскольку война и тупик, в котором застряли сейчас Грузия и Россия, затрагивают не только две эти страны, для разрешения ситуации в регионе каждая из вовлеченных сторон должна проявить недюжинную дипломатическую смелость.
Жарким летом 1994 года я, в составе миссии Организации Объединенных Наций, находился на Кавказе. Карабахский конфликт между Арменией и Азербайджаном достиг накала, и одна за другой распространялись истории о взаимной вражде и ее жертвах. Пытаясь найти более или менее непредвзятое исследование о корнях конфликтов в регионе, я попросил совета у своего бакинского гида. На следующий день этот прекрасно образованный человек принес мне книгу Василия Величко под названием "Кавказ: Русское дело и междуплеменные вопросы" (изданную в 1904 году, и переизданную в Баку в 1990 году; английский перевод книги - Kavkaz - теперь доступен на веб-сайте министерства национальной безопасности Азербайджана).
Характеристика, которую дает российский автор некоторым горным племенам этого региона, переполнена сильнейшими (по сегодняшним стандартам) предубеждениями. Текст на задней обложке издания 1990 года предупреждает, что в этой книге читатель найдет "некоторые необоснованные и неприятные утверждения об азербайджанском народе". Читателю придется полистать книгу, чтобы обнаружить, что изображаемый ею портрет армян ("еще более неотесаны, чем евреи") вообще единообразно отрицателен. Но к одной из кавказских наций Василий Величко относится все-таки более доброжелательно. Глава "Братья-грузины" подчеркивает духовное и религиозное родство между русскими и грузинами — это два православных народа, которые объединились "добровольно, безусловно и навсегда".
Это ссылка на то, что, выражаясь сравнительными терминами, взаимоотношения между Грузией и Россией — процесс, который начался с заключения Георгиевского трактата в 1783 году — были и в самом деле более похожи на непринудительный союз, чем большинство так называемых "добровольных присоединений" Российской империи (и, конечно же, Советского Союза). Правда, Грузия, вечно находившаяся в тени великих держав (Персия, Османская империя и Россия), никогда и ничего не выбирала по-настоящему самостоятельно. Если взглянуть на этот, а также на все последующие исторические периоды, случившееся позднее между Грузией и Россией поражает вдвойне. Поражает до такой степени, что, если бы кто-то спросил меня несколько лет назад, между какими из бывших советских республик наиболее маловероятно возникновение вооруженных конфликтов, эти две страны стояли бы во главе моего списка.
Но это произошло и, сопровождаясь взаимной холодной злобой, продолжилось. Враждебность, которая начала расти в середине 2000-ых, и в августе 2008 года вылилась в войну, показывает, как быстро могут разрушиться отношения между государствами, и как трудно бывает восстановить доверие и добрососедство.
Корни войны
Августовские залпы вызревали очень долго. Свой вклад в создание ситуации, приведшей к бедствию, сделали все: высокомерный, безрассудный и преступный ответ первого постсоветского президента Грузии Звиада Гамсахурдии на призывы национальных меньшинств государства (преимущественно абхазов и осетин) к самоопределению, корыстные стремления лидеров этих национальных меньшинств, эгоистичное и некомпетентное вмешательство России, а также серьезная неадекватность руководства каждой из сторон конфликта.
Атмосфера враждебности между Грузией и Россией усилилась после тбилисской "Революции роз", состоявшейся в конце 2003 года. И уже в 2007-2008 годах предупреждения о возможной войне можно было найти в сводках наиболее авторитетных информационных агентств, в том числе и у OpenDemocracy (см. например, Donald Rayfield, “Russia vs Georgia: a war of perceptions” [24 августа 2007], Robert Parsons, “Georgia, Abkhazia, Russia: the war option” [13 мая 2008] и Thomas de Waal, “The Russia-Georgia tinderbox” [16 мая 2008]). В конце концов, сдвиг от враждебности к вооруженному противостоянию произошел, прежде всего, из-за нетерпения и эксцентричных взглядов президента Грузии Михаила Саакашвили.
К приказу совершить в ночь с 7 на 8 августа 2008 года ракетный удар по столице Южной Осетии, Цхинвали, Саакашвили подвели как рвение "восстановить конституционный порядок" на "отколовшихся территориях" Абхазии и Южной Осетии, используя "все необходимые средства", так и его безоговорочная поддержка региональной политики администрации Буша (который рассматривал Россию не иначе как страну, которую надо взять в кольцо). Для представителей российской стороны, которые только и ждали предлога, чтобы наказать новоиспеченного врага, это стало настоящим подарком. Во время разразившейся из-за этого страшной короткой войны, вопреки международному праву, в особенности гуманитарному, действовали все вовлеченные стороны.
Первым порывом западных лидеров и западной общественности было обвинить в конфликте Россию. Но множество авторитетных источников высказывали иные предположения. Der Spiegel в ноябре 2008 года писал: "Уже тогда офицерам из брюссельской штаб-квартиры НАТО было ясно одно: конфликт развязали грузины и их действия просчитаны куда более тщательно, чем простая самооборона или спонтанный ответ на провокацию со стороны России. Руководство НАТО полагало, что нападение Грузии было спланированным ударом по позициям Южной Осетии, чтобы после поставить всех перед уже свершившимся фактом. Именно поэтому грузины так спокойно относились к перестрелкам, которые продолжались в течение нескольких дней, предшествовавших началу войны. Еще яснее офицеры НАТО осознавали, что эти стычки ни при каких условиях не могут оправдать подготовку Грузии к войне" (см., “Did Saakashvili Lie? The West Begins to Doubt Georgian Leader”, Spiegel International, 15 ноября 2008).
Отчет, опубликованный 30 сентября 2009 года Независимой международной миссией по установлению фактов конфликта в Грузии (Independent International Fact-Finding Mission on the Conflict in Georgia), созданной по инициативе Совета министров иностранных дел Евросоюза, делает похожие выводы: "Открытым боевым действиям положила начало крупномасштабная грузинская военная операция по нападению на город Цхинвали и окрестности, которая была проведена в ночь с 7 на 8 августа 2008 года".
Во время войны наблюдались непростительные нарушения с обеих сторон. Порожденные войной страдания и горечь, а также отношения, зашедшие в еще более глубокий политический тупик, являются самой большой проблемой политиков и миротворцев.
Обещания "перезагрузки"
Практически сразу после войны Россия, ощущавшая себя победителем, сделала роковой шаг, признав 25 августа 2008 года независимость Южной Осетии и Абхазии. Конечно же, свою роль в этой ситуации сыграло принятое в феврале 2008 года решение Соединенных Штатов и ведущих стран ЕС признать независимость самопровозглашенной республики Косово от Сербии. Но выбор Москвы как противоречил международному праву, так и, как я писал в те дни в OpenDemocracy, был политически близорук и контрпрпродуктивен (см. “The world after the Russia-Georgia war”, 5 сентября 2008).
Признание независимости, пусть и незаконное, отменить очень трудно (практически так же, как трудно затолкнуть уже выдавленную зубную пасту обратно в тюбик), а заставить тех, кто надкусил яблоко независимости, каким бы горьким и чахлым оно не было, вернуться в лоно бывших хозяев практически невозможно.
"Совещательное мнение" Международного суда, признавшего 22 июля 2010 года, что декларация независимости Косово "не нарушает общего международного права", пусть и является формально верным, пусть и является утешительным, но может повлечь самые "взрывоопасные" последствия (см. статью Флориана Бибера (Florian Bieber), "Kosovo, Serbia and Bosnia: after the ICJ", 28 июля 2010). Что уж там — даже если бы я объявил свой таллиннский дом с небольшим участком земли независимым от Эстонии, я бы и то не нарушил общее международное право. Однако если бы какое-нибудь соседнее государство признало мою сумасбродную декларацию, оно бы наверняка нарушило общее международное право, поскольку это стало бы вмешательством во внутренние дела моей страны.
Международному суду стоило бы переформулировать вопрос и сосредоточиться не на законности Косовской декларации, а на правилах, касающихся реакции третьих государств на декларации независимости (коли уж доподлинно известно, что международное право сохраняет безразличие в вопросах отсоединения). Однако такие мелочи малоинтересны как для общественности, так и для будущих независимых территорий, например, Нагорного Карабаха, где мнение Международного суда рассматривается как вселяющий надежду прецедент.
Что касается Абхазии и Южной Осетии, то возможные и реальные будущие статусы этих территорий после войны в августе 2008 года были неплохо и разносторонне проанализированы многими авторами OpenDemocracy (см. статьи Дональда Рейфилда (Donald Rayfield), “ Georgia, two years on: a future beyond war” [5 августа 2010]; Нил Ашерсон (Neal Ascherson), “ Abkhazia and the Caucasus: the west’s choice ” [6 августа 2010]; Александр Рондели (Alexander Rondeli), “Sakartvelo: a political prospect ” [11 августа 2010]; и Джордж Хьюитт (George Hewitt), "Abkhazia: two years of independence " [13 августа 2010]).
Богатейшее разнообразие мнений демонстрирует, что едва ли возможно найти краткосрочное или даже среднесрочное решение проблемы с отколовшимися грузинскими территориями, которое удовлетворило бы все стороны. Подобное решение может появиться только вслед за существенными изменениями в международном порядке — и не только в кавказском регионе (см. статью Ивана Крастева (Ivan Krastev), " Russia and the Georgia war: the great-power trap ", 19 августа 2008).
Здесь многое зависит от развития отношений России с ее ключевыми партнерами и собеседниками, в число которых входят Соединенные Штаты, Европейский союз, и НАТО. Понятно, что такое всепримиряющее решение (если оно вообще может существовать в природе) не будет направлено против России — более того, только с ее помощью оно и может быть выработано.
В моей статье, опубликованной в OpenDemocracy осенью 2008 года, я высказывал предположение о том, что недавно завершившаяся война была (как отметил потом и сам Саакашвили)не столько Российско-грузинской, сколько Российско-западной. С более широкой точки зрения, это и в самом деле была опосредованная война, в которой грузины и осетины оказались пешками на доске геополитической борьбы.
Стивен Коэн (Stephen F Cohen), один из самых резких американских экспертов по России, писал: "Я думаю, что нам было ниспослано знамение: так называемая "русско-грузинская" война в августе 2008 года. Хоть ее и окрестили "русско-грузинской", с равным успехом ее можно назвать и опосредованной "российско-американской" войной. Вашингтон создал грузинский режим Саакашвили и продолжает его поддерживать. При помощи американских военных наставников Вашингтон создал также военные силы для поддержки этого режима" (см. “US-Russian Relations in an Age of American Triumphalism: An Interview with Stephen F. Cohen”, Journal of International Affairs, 63/2, Весна-лето 2010).
"Перезагрузка" отношений между Вашингтоном и Москвой, запущенная президентами Бараком Обамой и Дмитрием Медведевым в 2009-10 году в данном контексте может рассматриваться как шаг позитивный. Но, улучшение двусторонних отношений и целесообразные решения (например, по сокращению вооружений), необходимо дополнить более радикальным мышлением, точно отражающим факты современной истории. Изменение глобального баланса сил, риск распространения оружия массового поражения, неутихающая угроза террористических атак и других межнациональных преступлений, а также экологические и демографические проблемы — все эти вопросы требуют творческих и смелых ответов.
Выгоды смелости
Одна из таких возможностей, которая многим до сих пор представляется невероятной, заключается в том, что Россия сама должна стать членом НАТО. Данное предположение, благодаря схожести исторических воспоминаний и нынешних предчувствий, вызывает рефлексивное неприятие со стороны многих соседствующих с Россией стран. Но тогда как следование такому курсу несет в себе потенциальные выгоды, то полный отказ от него связан с рисками. Чарльз Купчан (Charles Kupchan) утверждает, что "исключение России из евроатлантического сообщества" может повредить НАТО. В то же время, ее включение туда отвечает интересам ее ближайших соседей, перед руководством которых, однако, "стоит своя нелегкая задача, заключающаяся в снижении уровня русофобии, что продолжает вдохновлять политические настроения в регионе" (см. Чарльз Купчана, “NATO’s Final Frontier”, Foreign Affairs, Май/Июнь, 2010).
В данном отношении, позитивным знаком является потепление отношений между Польшей и Россией после "второй Катыни" — случившейся 10 апреля 2010 года авиакатастрофы, унесшей жизни президента Польши и множества представителей государственной элиты. Слова президента Медведева (прозвучавшие во время выступления перед российскими послами 16 июля 2010 года) о "совместных с Польшей усилиях, направленных на преодоление непростого исторического наследия", указывают на то, что сложившееся после катастрофы примирительное настроение может задержаться надолго (см. статью Кшиштофа Бобинского (Krzysztof Bobinski), “Poland’s second Katyn': out of the ashes”, 13 апреля 2010).
Присоединение России к НАТО могло бы помочь изменить к лучшему направление российской внутренней политики и оказать благотворное влияние на политику Кремля по отношению к Западу и непосредственным соседям, в число которых входит и Грузия, чье собственное стремление вступить в НАТО стало одним из факторов, подтолкнувших к войне. При этом Россия, являющаяся близким партнером Запада, будет куда более надежным гарантом собственной безопасности Грузии, чем Россия, являющаяся недоверчивым наблюдателем.
Но даже если в долгосрочной перспективе данная возможность и будет реализована, это вряд ли приведет к тому, что отколовшиеся (или утерянные) территории снова автоматически войдут в состав грузинского государства. Локальные интересы и устремления, которые вызвали желание Абхазии и Южной Осетии полностью отделиться из Грузии, могут возобладать даже над интересами международными. Но может случиться и такое, что в иных международных и региональных политических условиях, какой-то определенный статус этих территорий может стать менее значимым, чем в настоящий момент. Так или иначе, есть вероятность, что крупные изменения в международном порядке, которые могут произойти под воздействием творческого мышления, окажутся способны ускорить разрешение этих непростых споров.
Даже век спустя у Василия Величко, чья книга "Кавказ" вышла в свет в 1904 году, имеются свои последователи, которые, пусть и более осторожны в выражениях, но так же, как и он, используют историю (и злоупотребляют ею) в политических целях. Как учит нас роман Филипа Пулмана (Philip Pullman) "Хороший человек Иисус и негодяй Христос" (The Good Man Jesus and The Scoundrel Christ), если где-то история слишком часто становится слугой или хозяином и лишь изредка учителем, там открывается путь для политики, которая насквозь пропитана дрязгами, для рассуждений, которые до краев переполнены обвинениями, для СМИ, которые не способны выйти за рамки стереотипов, и для власти, которая держится на страхе. Кавказ — одно из тех мест, где история слишком часто и слишком выборочно используется для оправдания текущих интересов политических элит. Они контролируют прошлое, не обращая внимания на то, как оно огромной мрачной тучей нависает над будущим. Народы этого региона, народы стран, стоящих по обе стороны баррикады, народы большие и малые — все они заслуживают лучшего. "ИноСМИ"