Власть создала законодательные механизмы, которые вселили в журналистов страх. В медиапространстве формируется среда, далекая от самовыражения: редакции вынуждены идти на поводу у власти и вводить в свой обиход самоцензуру. О "правовом терроре" в отношении медиа и его последствиях Лениздат.Ру поговорил с председателем совета Фонда свободы информации Иваном Павловым.
- Закон о возрастной маркировке контента, принятый в сентябре 2012 года, стал первым в цепи законопроектов, регулирующих работу СМИ. Как изменилось правовое пространство, в котором работают СМИ, за последнее время?
- По профессии я – адвокат, поэтому происходящее мне легче описать, проводя параллели между ситуацией в СМИ и тем, что в последние годы происходило в судебной системе. А там произошли кардинальные перемены. В начале 2000-х в законодательство о судоустройстве были внесены существенные изменения. Их целью было нагнать страх на служителей Фемиды, чтобы заставить людей бояться в одночасье потерять свою должность.
В период с 2004 по 2006 годы проходили активные чистки судейского корпуса: судей массово увольняли за совершение мыслимых и немыслимых дисциплинарных проступков, в том числе за вынесение неугодных для власти решений. На этом фоне ситуация и изменилась: если раньше власть предержащим приходилось давить на судейский корпус – они звонили, ходили к судьям, то теперь в этом просто нет необходимости. У судей появилось чутьё, какое решение нужно принять, чтобы уберечь себя от проблем с теми, кто может поставить вопрос о досрочном прекращении их полномочий. Так в судейском корпусе была сформирована атмосфера похожая на самоцензуру.
- В аналогичном ключе ситуация развивается и в отношении медиа?
- Власть создала законодательные механизмы, которые вселили в журналистов страх потерять то, что у них есть. А сегодня им, в отличие от 90-х, есть что терять – в первую очередь, в финансовом плане. Представьте, как себя чувствуют журналисты крупных СМИ, подконтрольных власти, насколько велик их страх потерять свое место с высокими гонорарами и зарплатами.
Поэтому такие журналисты вынуждены идти на поводу у власти и вводить в свой обиход самоцензуру. Все законы, которые принимались в последнее время в России, направлены на то, чтобы у людей появился страх потерять то, что у них есть.
Закон "О митингах" ввел жесточайшие, неадекватные санкции за участие в несанкционированных митингах. Почему? На митинги ходит средний класс, которому есть, что терять. И 200 тысяч рублей для них – существенный штраф, который, по сути дела, даже страшнее, чем получить 15 суток ареста.
Так же и со СМИ. В медиапространстве создается атмосфера страха, формируется среда, где люди будут бояться самовыражения. Журналисты должны усвоить, что любое сказанное или написанное ими слово может повлечь за собой очень серьезные последствия. В первую очередь – материальные.
- Реально ли с правовой точки зрения подтвердить, что запрещенная Конституцией цензура вернулась в реалии российских СМИ, если учитывать тот факт, что она вводится правовыми методами – с помощью принятия новых законов?
- Нельзя сказать, что был принят конкретный закон, с помощью которого в России была установлена цензура. Цензура – это атмосфера. Не только законодательство является почвой для взращивания цензуры в стране. Это правоприменительная практика, высказывания политиков и общественных деятелей, риторика подконтрольных властям СМИ.
- Иными словами, понять, нарушается ли сейчас Конституция, а конкретно – положение, запрещающее цензуру, с формальной точки зрения невозможно?
- Зато это можно почувствовать. Сами нормы закона могут быть нейтральны с точки зрения их соответствия Конституции. Но общество получает сигналы от власти не столько через законы, сколько через практику их применения чиновниками, которые умеют читать между строк. Цензура – она всегда между строк.
- Законодатели настаивают на внесении изменений в закон "О СМИ". Насколько успешно этот документ в его нынешней версии защищает права СМИ?
- На мой взгляд, закон "О СМИ" создает немало проблем для самих средств массовой информации. Сам факт существования этого закона весьма сомнителен с правовой точки зрения. Многие страны живут без него. В частности, закон, регулирующий деятельность медиа, отсутствует в США и большинстве стран Западной Европы.
- Первый раз сталкиваюсь с такой точкой зрения. Что же, в таком случае, должно регулировать работу СМИ?
- В России есть закон о свободе информации – он был принят в 2009 году и действует с 2010 года. Этот закон предоставляет каждому гражданину право на доступ к информации. Причем не только той, что затрагивает его права, а любой информации, обладателем которой являются органы власти. Кто такой журналист? Обычный гражданин, с той лишь разницей, что он профессионально пользуется правом на доступ к информации. Иными словами, зарабатывает на этом. По сути дела, журналистика – это профессиональное использование гражданских прав на информацию. Должен ли журналист иметь больше прав, чем любой гражданин? Думаю, что нет.
К примеру, как у адвоката, у меня всегда прав не больше, чем у моего подзащитного. Моя работа заключается в том, что я пользуюсь правами клиента в его же интересах. Но – профессионально. Потому что лучше знаю законы, практику их применения, эффективные возможности реализации прав. То же самое и журналист. Он просто должен лучше знать права, которые в этой сфере есть у каждого гражданина и грамотно ими пользоваться. Получить доступ к информации имеет право каждый гражданин, как и право на свободу слова. Иначе – неравенство.
- Но ведь журналисты обладают информацией не потому, что для СМИ установлен особый порядок получения информации, а потому, что прилагают усилия для того, чтобы ее получить. Тем не менее, вы считаете, что сроки получения информации для СМИ и граждан должны быть одинаковыми?
- Вы знаете хоть одну редакцию, которая получила бы ответ в предусмотренный законом "О СМИ" недельный срок?
- Как правило, чиновники задерживают предоставление ответа. То, что закон о СМИ ставит граждан и журналистов в разные условия, по вашему мнению, – неправильно?
- Кстати, правом на ответ в семидневный срок сейчас обладает не журналист, а редакция СМИ. Если с запросом будет обращаться журналист как физическое лицо, то срок предоставления ответа у него будет такой же, как и у простого гражданина, т.е. тридцать дней. Только официальный запрос на бланке редакции, подписанный главным редактором, дает право получить ответ оперативнее – за семь дней. И всё-таки в большинстве случаев на практике этот срок не выдерживается. Если у СМИ и у граждан будут одинаковые гарантии получения информации, журналисты будут поддержаны не только профессиональным сообществом, но и гражданским обществом в целом. Закон о СМИ оформил статус журналистов как некой корпорации, у которой есть целый пакет уникальных прав, которые, к сожалению, зачастую не реализуются.
- Боюсь, 30-дневный срок предоставления информации не устроит журналистов хотя бы исходя из режима работы СМИ. Журналисты не выступают за то, чтобы иметь преимущества по отношению к гражданам. Можно ведь и обратное сделать – установить законом семидневный срок предоставления информации для граждан, например.
- Мне кажется, что дело не в сроках, а в том, что зачастую власть отказывается предоставить объективную информацию как журналистам, так и обычным гражданам. Несмотря на существующие Конституцию и законы, в которых закреплено наше право на доступ к информации, реализовать его на практике порой просто невозможно.
- В УК есть статьи, которые защищают права журналистов, в частности, воспрепятствование их профессиональной деятельности. Это положение тоже необходимо отменить?
- Есть статья 140 УК РФ, которая говорит о том, что уголовной ответственности подлежит чиновник, отказавший гражданину в предоставлении информации. Статья существует с 1996 года, но она не работает. По ней за всю историю российского уголовного кодекса не вынесено ни одного приговора. Есть статья 144 УК РФ, которая касается воспрепятствования деятельности журналистов. Может быть, она хорошо работает?
- Нет, к сожалению. Вы считаете, что эту норму закона необходимо отменить, потому что она не работает или потому что она неправильная?
- Закон менять не надо. Здесь, как и во многих других случаях, проблема лежит в плоскости практики применения закона. Чтобы норма этого закона заработала корректно, нужно создать условия. Прежде всего, нужен спрос на свободу информации со стороны заметной части общества. Пока его нет. В политике, как в экономике: если нет спроса, то проблемы в этой области просто не замечают.
- Особый статус журналиста в России должен обеспечивать его безопасность. В частности, предусмотрена ответственность за воспрепятствование журналистской деятельности. Это вытекает из того, что журналист занимается социально-значимым делом, т.е. доносит информацию до общества.
- И адвокат выполняет определенную общественную функцию. Шахтер также трудится на общественное благо. Препятствовать любой профессиональной деятельности под неблаговидным предлогом – преступление. И, на мой взгляд, неважно, о какой профессии идет речь.
- Вы сказали, что закон "О СМИ" создает проблемы самим журналистам. Что вы имеете в виду?
- Этот закон закрепляет исключительность гражданских прав некоторой профессиональной группы. Тем самым журналисты ставят себя выше обычных граждан. В таких условиях будет сложно ожидать поддержки от широких слоев гражданского общества.
- А как же принцип защиты источников? Согласно закону "О СМИ", даже в суде журналист имеет право не разглашать их.
- Хороший вопрос – и у меня нет на него простого ответа. Но давайте порассуждаем вместе. Скажите, а как быть здесь с блогером, например? Ведь чтобы воспользоваться правом на конфиденциальность своего источника, он должен зарегистрировать свой ЖЖ в качестве СМИ. Но почему мы должны защищать только тех, кто имеет свидетельство о государственной регистрации СМИ? Обычный гражданин может захотеть провести свое расследование, которое касается, к примеру, его родственников. В процессе расследования он, скажем, получил информацию от источника и хочет сохранить его конфиденциальность. Почему закон не должен защищать также и его?
Непростой вопрос. К слову, он актуален даже в тех странах, где журналистику принято считать более независимой. Пример – приговор, вынесенный бывшему капралу вооруженных сил США Брэдли Мэннингу за то, что он передал в WikiLeaksинформацию, в том числе о преступных действиях американских военнослужащих в Ираке и Афганистане. Недавно мне довелось побеседовать с президентом США Бараком Обамой, когда он приезжал в Петербург на саммит G20. Я сказал ему о том, что мне за свои почти двадцать лет адвокатской практики приходилось защищать так называемых "whistleblowers" – сигнальщиков; тех, кто, являясь частью системы, рассказывает правозащитникам и журналистам о каких-либо нарушениях в этой системе. За что власть их, собственно, и преследует. В свое время я защищал Александра Никитина и Григория Пасько, которые преследовались за то, что открыто рассказали об экологических нарушениях на Северном и Тихоокеанском флоте.
Защищать whistleblowers в России крайне сложно. Но моя работа становится в тысячу раз сложнее, когда такие процессы происходят в США. Мэннинг получил 35 лет тюрьмы, и организация WikiLeaksназвала это победой, потому что ему могли дать намного больше. Теперь Россия и другие страны, в которых преследуются такие же, как Мэннинг, люди, могут смело указывать на США и говорить: посмотрите, как там поступают с сигнальщиками. Я предложил президенту США помиловать Мэннинга. На мой взгляд, этот акт был бы не только проявлением гуманизма в конкретном деле, но он бы помог активистам, которые защищают права человека во всем мире, и показал бы хороший пример лидерам других стран. Обама заметил, что не может вмешиваться в это дело до тех пор, пока приговор не вступит в силу. Сейчас идет процесс апелляционного обжалования. Но мое предложение президент США обещал обдумать. Так что, поживем – увидим.