Еще одним гостем неформальной встречи петербургских журналистов, которую устроил #МедиаФан, стал Денис Коротков – экс-звезда «Фонтанки», сейчас корреспондент «Новой газеты» и «головная боль» «кремлевского повара» Евгения Пригожина. Коллеги смогли задать ему вопросы, которые мучили их последние пару лет.
- У вас бы получилось сделать ваши расследования, если бы не прошлое в «органах»?
- Это прошлое в моей нынешней работе вообще роли не играет. Со стороны, может, и создается впечатление, что это не так, и выстраивается цепочка «уголовный розыск – отставной мент – ЧВК – война и немцы…» Но где, спрашивается, находится угрозыск территориального отдела милиции… и где чвк.
- Но связи-то остались, доступ к информации…
- Нет. Как ни странно, хоть у меня остались друзья-товарищи, которые до сих пор служат, но они мне никогда не помогали, я к ним не обращался, потому что нельзя смешивать друзей и источники. Мои друзья мне дороже, чем любая статья. Да, я натыкаюсь на знакомые имена, когда, например, занимаюсь расследованием по ЧВК, но это не играет роли. То, что я работал в органах, возможно, это дает мне преимущество, но лишь в том, что я лучше понимаю героев моих расследований. Я, может, даже и не общался с ними прежде, но с кем-то смежным, похожим, и потому понимаю их психологию.
- Почему вы занялись темой ЧВК?
- В 2012 году захватили пароход в Лагосе (нигерийские власти арестовали экипаж, членами которого были и российские граждане – ред.), принадлежащий частной военной компании Moran Security Group. И мы на «Фонтанке» эту ситуацию стали изучать. Тогда явпервые узнал о ЧВК. Та история длилась месяцев восемь, пока моряков не освободили. За это время я познакомился с некоторыми товарищами, которые мне про это рассказывали.
В 2013-м появились сведения о «Славянском корпусе» в Сирии, было странно не поинтересоваться и этой темой. А еще через два года Александр Горшков (главред «Фонтанки» - ред.) попросил узнать про ЧВК на Украине. Тогда я уже понимал, кому задавать вопросы. Не то, чтобы я пришел, спросил и мне ответили, но полслова в одном месте, полслова в другом.
- Нет страха?
Очень страшно
- Как обеспечиваете вашу безопасность?
- Как известно из расследований, проведенных на эту тему определенными структурами, у меня нет никаких проблем с обеспечением собственной безопасности – благо финансы позволяют. Потому что, являясь представителем Михаила Борисовича Ходорковского в Исламском государстве* (хохот в зале), я одновременно умудрился заключить контракт со свидетелями Иеговы. Денег хватает.
Афиша встречи петербургских журналистов с Денисом Коротковым и Романом Доброхотовым
- Как Евгений Пригожин стал человеком, который занимается всем и везде?
- Он становился долго и постепенно. Что касается конспирологии на тему того, что происходит в администрации президента и в определенных кабинетах - я ничего не знаю. Я могу только строить версии. В остальном истории становления Пригожина известны, опубликованы, анализ оставляю за вами.
- Этично покупать информацию?
- Источников информации может быть сколько угодно. И имеют значения не мотивы, по которым они вам предоставляют информацию (например, за деньги – ред.), а ее общественная значимость, достоверность и актуальность. Если я даю деньги, чтобы кто-то украл данные, в этом случае можно говорить как минимум об этических нарушениях. Если же кто-то сам предлагает мне информацию, которую уже украл – это другой вопрос. Можно ли покупать документ? Можно! Но денег нет. Нельзя покупать свидетельства, но можно ориентирующую информацию.
- Насколько журналисту нормально использовать источники вроде купленных баз данных и другие, не совсем законными?
- Абсолютно нормально. То, что касается, например, ЧВК «Вагнер» - официально не существующей преступной организации – рассказывать не то что этично, это общественный долг каждого законопослушного гражданина России, которому стало о ней что-то известно.
- Складывается впечатление, что ценность журналиста-расследователя гораздо больше чем ценность журналиста-новостника.
- Журналистика на 99.9 процентов – это новости. Журналистика новостей – это завод. Хотите, назовите это окопами, горячим цехом, где все пашут на износ, с минимум отдачи, творческого удовлетворения, с максимумом пахоты, выхлопа и читаемости. Расследовательскую журналистику не все могут себе позволить и она никогда не будет массовой. И журналист-расследователь всегда будет работать меньше новостника. Иначе зачем бы я этим занимался. Новостник всегда будет в мыле, у него всегда будет много работы. Но кто я такой, чтобы сравнивать.
Если журналист расследователь напишет текст и выставит на сайт – его увидит миллион человек. Если того же расследователя посадить на новости и он будет ежедневно ходить на работу и писать там по 10 часов, то, скорее всего, его прочитает три миллиона. И это тот фактор, который воспитывает главных редакторов.
Какой придурок сказал, что СМИ должны и имеют право менять мир?
- Какая у вас цель [в журналистике]?
- Меня часто спрашивают – зачем работать, если ничего не меняется. А какой придурок сказал, что СМИ должны и имеют право менять мир? Коллеги, а вы не охренели? Кто вас назначил? Меня никто не назначал. Моё дело достоверную актуальную информацию доказательно и по мере сил интересно донести до общества. Эта цель уже абсолютно самоценна и решаема.
- Ваш самый большой провал?
- Не скажу, стыдно. А чтобы поржать, в голову ничего не приходит.
- Если вы откажитесь перед Пригожиным, что ему скажете?
Версии из зала: «Отпустите меня», «Я хочу жить»
- Оба предложения несколько оскорбительны… Во-первых, здороваться нужно со всеми. Во-вторых, как это ни смешно, вопросов у меня к нему нет. А того, кто разрешает ему действовать так, как он действует, не спросить…
- У него скоро будет пресс-конференция.
- Да и к нему вопросов нет.