РОСФОТО проводит выставку «От советской эпохи до великих кутюрье». На экспозиции представлены фотографии Юрия Сычева – самого публикуемого фотографа 1980-х. В СССР ему было не пробиться в большую прессу, а на Западе он снимал для лучших изданий и его отправляли на самые ответственные задания – к президентам, на Олимпиады, на войну. В день открытия выставки легенда фотожурналистики рассказал о своей работе.
Уехал из любопытства
Владимир Сычев не выходит из дома без фотоаппарата. «Canon» с 50-миллемтровым объективом всегда у него на плече. А вдруг что-то интересное.
- Для меня фотоаппарат не обуза. Это не часть моей жизни, а часть меня, - объясняет мэтр.
Целующуюся пару пенсионеров он увидел в советской Москве случайно. Успел снять. Этот кадр фотограф считает лучшим из тех, что выставлены сейчас в Петербурге, в РОСФОТО. Хотя рядом портреты звезд шоу-бизнеса и мира моды.
- В СССР была разная жизнь, не только трагическая, хотя у меня были друзья, которые умерли в лагерях, - говорит Владимир Сычев, комментируя свои снимки сделанные в 1960-1970-е в Союзе.
В 1979-м он уехал во Францию.
- Я уехал как любопытный фотограф. Ко мне всегда был вопрос: «Вы уехали по политическим мотивам?». На это я всегда отвечаю: «Люди, которые говорят, что уехали по политическим мотивам, врут». Потому что, если мотивы политические – надо оставаться в стране. Я уехал, потому что я любопытный. Если бы можно было в те времена поехать, пожить в другой стране и вернуться, я бы вернулся, - объясняет Сычев.
Он называет самым красивым городом Париж, сам живет в Берлине, а хотел бы жить в Мексике. И на это две причины:
- Первая причина – мне нравится ее история, старая дохристианская культура. А еще мне нравится, потому что я уличный фотограф, что там люди все еще ходят пешком. Я четыре года назад приехал в Казань и увидел, что, если бы я начинал фотографию в Казани сегодня, я бы не стал фотографом. Там уже никто по улице не ходит.
«Я приехал во Францию, а через год прошли президентские выборы и Меттеран выиграл у Жискара д’Эстена. Мне звонит американский журнал: «Поехали к Жискару, мы решили делать репортаж о проигравшем». 400 километров от Парижа. Журналистка предупреждает: «Ты снимай максимально, потому что он дал нам только 20 минут».
Приезжаем – вежливый культурный Жискар спрашивает журналистку: «Вы кто?». «Я американка». «Я не люблю американцев. А вы кто?», - спрашивает меня. «А я русский». «Русский?» И начинает со мной говорить. Журналистка меня под столом пинает, а он со мной говорил 40 минут – о русской душе, музыке, Чехове, Достоевском.
И в конце он мне говорит: «Я был семь лет министром финансов, потом семь лет президентом, я знаю всех мировых политиков. Вы знаете, кто мой любимый политик?» Это он мне говорит, эмигранту. «Кто?» «Брежнев! Не удивляетесь. Мы с ним сидели на скамеечке в Кремле – только я, он и переводчик. И он мне жалуется – спина не поворачивается, шею защемило, тут больно – это же так человечно».
Репродукция реальности
«Сельская молодежь», «Техника молодежи» - в них Владимир печатался в Москве в 1970-е. Life, Paris Match, Vogue– заказывали ему снимки на Западе.
- В ночь перед сносом Берлинской стены - 8 ноября 1989 года - я шел по ней. Когда свергали Чаушеску – я был там, - говорит Сычев, - Я ездил со всеми французскими президентами, начиная с Жискара д'Эстена – с Миттераном, Шираком, Саркози. Я снимал все Олимпиады и Кубки мира по футболу, ни один не посмотрел по телевизору и не буду. Мне не нравится снимать войну. И я специально не поехал, когда бомбили Югославию. Но я снимал в Чечне, и меня ранили в Москве. Мне почти смешно, когда современные неплохие фотографы говорят – я военный фотограф, спортивный, фотограф моды. Мне это странно слышать. Потому что мы показываем свой вкус и если в этом деле ты понимаешь, то ты обязан сделать хорошие фотографии, а война это или мода не важно. Я никогда не снимал моду и не видел ее. Но моя первая публикация во французском Vogueзаняла 40 страниц.
Сычев работал с пленкой, пока редакторы не стали требовать присылать фотографии как можно скорее.
- Мне все равно на что снимать. Цифра сняла с меня груз расходов. Я всегда фотографировал на пленку, которую сам покупал, потом на слайд, который стоил еще дороже. Я снимал даже когда был любителем по 2-3 километра пленки в год. Цифра увеличила в три раза стоимость фотоаппарата, но она отбросила совершенно расходы на пленку, - утилитарно, без отступлений про душевность и теплоту пленочных снимков говорит Сычев. Он рационально не вписывается в войны между поклонниками «Nikon» и «Canon» (это название «легенда фотожурналистики» произносит исключительно как «Кано’н»).
- Я довольно быстро более-менее понял фотографию, ее ценность из-за того, что я рано познакомился с художниками. С 1974 по 1979-й у себя в квартире в Москве я устраивал выставки (у Сычева выставлялись непризнанные тогда официально художники, в том числе Шемякин - ред). И первые три были ленинградских художников. Через дружбу с художниками я увидел, что фотография – это не искусство, а ремесло (Живопись может быть искусством, хотя тоже не является им автоматически). Фотография – это репродукция реальности. Цветная фотография – 100-процентная репродукция, потому что реальность цветная, а черно-белая фотография – уже отлетела от чистой репродукции, но еще не долетела до искусства. И хорошую черно-белую фотографию можно на мой взгляд повесить на стенку, а цветную на коробку конфет, - объясняет фотограф свою философию. Он снимает в ч.б.
«Величайший пианист Владимир Горовиц приехал после 20-летнего перерыва в Париж и я три дня провел с ним. Снял и на репетициях, и за кулисами, но снимать пианиста за роялем как-то банально. Вдруг увидел шахматную доску и предложил Владимиру, а не хочет ли он сыграть в шахматы. А он перебил меня вопросом: «А вы любите мороженное?» Я говорю: «Вы попали на человека, который не просто любит, а обожает мороженное. Это чистая правда. Я могу его есть вместо завтрака, обеда и ужина».
Он поворачивается к своей жене – дочери дирижёра Артуро Тосканини - и со слезами на глазах говорит ей: «Дорогая, я тебе сколько раз говорил, что все русские обожают играть в шахматы и есть мороженое».
Исчезли фанатики журналистики
- Сейчас я пенсионер. Ушел на пенсию в 2010-м и больше для прессы ничего не снимаю. Я снимаю для книг, когда просят. Западная пресса за последние 15 лет перестала платить деньги за фотографии, - сетует Владимир.
У него есть свое объяснение, что случилось с прессой.
- Я приехал в Париж в начале февраля 1980 года. Я был 4 месяца в Вене, как все мигранты. Мне там дали телефон агентства, в котором я потом проработал 32 лет. Агентство называлось SIPA Press. Хозяин Сипахиоглу – турок, как я потом узнал, 360 дней в году сидел в офисе, читал всю мировую прессу, смотрел телевидение, слушал радио и посылал фотографов во все точки мира. Два человека, которые смотрели мои фотографии в Paris Match - Мишель Соля и Роже Терон - иконы фотожурналистики – были самыми крупными коллекционерами фотографий в мире. То есть прессой руководили фанатики журнализма. Но в конце 1990-х вся французская пресса была продана двум военным компаниям. И из-за того, что они зарабатывали миллиарды на оружие, пресса была для них как билет в метро. Они скупили ее лоббировать свои интересы общими усилиями и привести к власти своего человека. Так Саркози стал президентом. Я за полтора года говорил, что Макрон станет президентом, а про Саркози за 4 года.
Спрогнозировать, кто станет новым президентов в России, впрочем, Владимир не решился.
«Вмешательство в личную жизнь – это когда фотографии напечатаны, только вы тогда ее найдите, докажите, что это вмешательство. Я снимаю в публичных местах и имею право. Законы пишут политики, которые не хотят, чтобы их с любовниками и любовницами фотографировали. Не хочешь, чтобы тебя сфотографировали – сиди дома.
Мадам Ротшильд всегда ходила на показы Ива Сен-Лорана. После одного показа она упала в обморок, я незаметно снял. Мне вскоре от Сен-Лорана звонят: «Снял?» «Снял». «Можешь нам отдать негатив?» «Могу». Отдал негатив, но проявленный уже. В агентстве спросили: «Сознаешь, сколько ты денег потерял?». Но я всегда снимал не для денег, а для себя».