«Лениздат» совместно с петербургским сообществом «Медиафан» провели «ЭмПати-2: Остатки совести» – неформальную встречу на важную тему. Поговорили о том, как журналистам общаться с родственниками погибших. Нашими экспертами на встрече стали клинический психолог, работающий с людьми в ситуации потери, Алла Образцова и сопредседатель фонда «Рейс 9268» Александр Войтенко, который в 2015 году на себе испытал, как это – потерять близких в теракте и тут же стать объектом интереса журналистов едва ли не со всей страны.
Природные и техногенные катастрофы, теракты, ДТП и прочие трагедии, к сожалению, регулярно становятся инфоповодами для СМИ, а родственники погибших, далеко не медийные люди, – ньюсмейкерами. Вовсе не все журналисты могут с легкостью задавать вопросы человеку, который только что потерял семью. Но редактор требует проникновенный репортаж или хотя бы подробностей – что же случилось. Как быть в такой ситуации – соблюсти нормы этики и при этом выполнить редакционное задание? Об этом мы попытались поговорить на встрече.
Фото: Татьяна Кропотова
Право на вопрос
Чаще всего, отправляясь искать для интервью родственников погибших, журналист понимает, что с ним вряд ли кто-то захочет говорить. И те самые «остатки совести» из названия нашей встречи зудят, что «ты делаешь плохо, приставая к людям со своими расспросами». Алла Образцова и Александр Войтенко все же сошлись во мнении, что репортер имеет моральное право на первый вопрос: «Можно ли с вами поговорить?» Как минимум, это единственный способ узнать, что вам можно, а что нет. Если у человека нет желания общаться с прессой, он либо не ответит на вопрос, либо вообще откажется от общения, в большинстве случаев вежливо, если его не провоцировать. Однако есть и те (хоть их и немного), кто готов говорить с журналистами.
У них бывают разные мотивы для общения со СМИ. Кому-то просто нужно выговориться и не важно, перед кем. Другие осознают, что журналисты могут быть полезны.
31 октября 2015 года в небе над Синайским полуостровом произошел теракт – взрыв на борту пассажирского самолета, летевшего в Петербурге. Погибли 224 человека. Среди них были сестра и племянница Александра Войтенко.
– Когда все это произошло, у меня была мысль, что нельзя отдаляться от людей и от журналистов в первую очередь, так как была боязнь, что все произошедшее власти могут замять, умолчать. Поэтому хотелось об этом говорить, напоминать о себе, чтобы, как сейчас говорят, хайп не проходил. Было больно, страшно, долгое время не могли опознать тела, и хотелось, чтобы журналисты оставались рядом, потому что СМИ – это наш голос, –- объясняет Александр. - Вы знаете, что, когда происходит какое-то событие, о нем говорят, пока не случится что-то другое, на что переключится внимание. В нашей истории так было, когда в Сирии сбили российский Су-24, а потом был теракт во Франции. То есть буквально через месяц о нас уже никто не говорил. Это было очень плохо, потому что мы остались наедине со своим горем. И я старался общаться с журналистами.
***
Фонд «Рейс 9268» был образован после теракта над Синаем в память о погибших и для помощи их родственникам. Сейчас в него входят порядка 150 семей, но с журналистами общаются 8-10 из них. Для остальных все еще сложно говорить о случившемся.
Ищите координатора
Александр после теракта фактически взял на себя обязанности общения с журналистами, давал интервью, рассказывал, что происходит. Он, кроме того, знал, какие еще семьи готовы говорить. Часто журналисты спрашивали у него контакты других родственников.
Подобный человек был в Петербурге и после теракта в метро. Тогда работу с журналистами взяла на себя волонтер. Это еще один «лайфхак» для прессы – в ситуации, когда много погибших, чаще всего появляются координаторы (из числа родственников или добровольных помощников), кто может предоставить информацию, дать интервью, при этом нет необходимости травмировать психику других людей.
- У нас постоянно были проблемы с тем, что многие журналисты оказались очень назойливыми и лезли к тем людям, которые совершенно не хотели общаться. Для репортеров не было никаких рамок. У человека погибла вся семья, а его поджидали у подъезда, чтобы узнать горячие подробности. Таким подходом отличался LifeNews, – рассказывает Войтенко.
Его спросили – как в такой ситуации лучше начать интервью, как хотя бы попробовать попросить о чем-то рассказать.
– Наверное, просто по-человечески подойти, потихонечку сказать: «Я журналист, не могли бы вы найти минутку, чтобы ответить на пару вопросов», – посоветовал Александр.
Александр Войтенко. Фото: Татьяна Кропотова
Правила кризисного интервью
Психолог Алла Образцова предложила несколько правил, как разумнее брать интервью у родственников погибших:
* Нельзя лезть с вопросами к человеку в состоянии шока.
В первые минуты, а иногда часы после того, как человек узнает о трагедии, он находится в состоянии шока и не до конца осознает, что случилось.
Как понять, готов ли человек отвечать на вопросы?
Если человек смотрит в одну точку, у него «выключенные» глаза, он никак не реагирует на произошедшее – у него шок. С таким человеком в первую очередь будут работать психологи. Если он плачет, значит, он уже начал переживать, осознал случившееся. К нему можно подойти, аккуратно задать вопрос, если, конечно, он не рыдает так, что вообще не может говорить.
* Никогда не говорите, что вы понимаете чужие чувства
При общении с человеком, который переживает любую утрату – смерть близкого, пожар, болезнь – есть вещи, которые никогда нельзя делать. Нельзя говорить, что вы понимаете, что он чувствует. Вы никогда не понимаете, что он чувствует! Лучше сказать: «Мне даже трудно представить, что вы чувствуете», – вот это будет правдой.
В дальнейшем, когда горе человека будет уже не столь острым, допустимо спросить: «Как вы справляетесь с потерей?» Вопрос «Что вы чувствуете» – не только журналистский штамп, он еще и неэтичен.
* Не обесценивайте переживания
Если собеседник говорит, что ему плохо и его жизнь не имеет смысла, – это правда, в этот момент его жизнь для него не имеет смысла, и не надо убеждать его в обратном.
В случае с близкими суицидентов есть своя специфика: у них, помимо прочего, всегда будет чувство вины и травма брошенности. И если журналист взял интервью у такого человека и пропал – не прислал ссылку на материал, не поинтересовался позже, что происходит – его респондент будет ощущать это так, как будто его снова бросили, что только усилит его переживания.
* Не давайте пустых обещаний
Не стоит специально (ради информации) или случайно обещать собеседнику то, что вы не сможете ему дать. Например, не говорите, что ваша статья заставит чиновников решить проблему, если не уверены, что она реально заставит. В ситуации, когда человек и так потерял слишком многое, еще одно невыполненное обещание может причинить ему сильную боль.
* Не стоит увлекаться подробностями.
Алла Образцова работала на телефоне экстренной помощи, чаще в ночные смены. После каждого репортажа о чрезвычайном происшествии количество звонков на линии ощутимо увеличивалось из-за того, что у людей происходила ретравматизация. Многие заново чувствовали то, что уже происходило с ними когда-то. Особенно сильно люди переживали, если были не очень этичные репортажи с подробностями, которые увеличивают эмоциональный отклик у аудитории.
* Ваш респондент должен понимать, что вы делаете.
Всегда нужно сверяться с человеком, контролировать, насколько он готов общаться и насколько понимает, что вы делаете, зачем и как будет использовано то, что он скажет.
* Аккуратнее с «правдой».
– Представьте, у вас что-то случилось. Только что рухнул весь ваш мир – разбился самолет с семьей, близкий человек прыгнул с балкона. Ваша психика будет искать любую возможность, чтобы удержаться, будет цепляться за что-то понятное и привычное, - объясняет Алла Образцова. - Когда была трагедия с мурманским рейсом, журналисты брали интервью у тех, кто спасся. Было одно интервью с мужчиной, который говорил, что ему не вернули деньги за билет. С психологической точки зрения его психика так пыталась справиться с произошедшим, с зашкаливающими переживаниями. Когда журналисты опубликовали это интервью, формально они ничего не нарушили, сообщили правду, но на семью этого мужчины обрушилась травля: «Там же случилась трагедия, люди погибли, а он думает только о деньгах!» К слову, на следующий день он сам попал в реанимацию, так как тоже сильно пострадал, но в первое время после катастрофы не мог оценить адекватно свое состояние. Прав был журналист? Он не обманывал. Был ли он этичен? Его материал навредил.
Мнение
На встрече петербургский журналист Святослав Афонькин обратил внимание, что сухие, максимально этичные материалы без личностных переживаний также не лучший способ рассказывать о трагедиях.
– Историю надо сделать вызывающей слезы не только ради просмотров-прочтений и премий, а чтобы вызвать резонанс. Если приходят новости о каком-то числе погибших людей, они воспринимаются абстрактно, пока журналисты не расскажут, кем были эти люди, – заметил Святослав.
С ним согласился Александр Войтенко: «Когда ты читаешь такую историю, ты испытываешь причастность, и это остается у тебя в душе и запоминается. Если сообщить просто факты про упавший самолет – никто не откликнется. Поэтому я просил и уговаривал семьи общаться с журналистами».
Помоги себе сам
В идеальной редакции руководство должно, во-первых, позаботиться о психологической подготовке сотрудников, во-вторых, следить за их состоянием, отправлять на задания, связанные с серьезными переживаниями, только тех, кто сможет это перенести. Таких идеальных редакций сегодня практически не существует.
Тем не менее, опытный редактор все еще может
* определять рамки дозволенного: проговаривать с корреспондентами, что они могут делать на месте ЧП, а что нет – какие вопросы задавать, на какие ухищрения идти, чтобы получить информацию, а также когда они должны признаться, что больше не в состоянии выполнять задание.
* контролировать журналистов: определять, кого можно отправить брать интервью на месте трагедии, а кого оставить собирать информацию по официальным источникам.
– Многие журналисты рвутся в зоны конфликтов в погоне за адреналином, интересным материалом, громкими историями, впечатлениями. Были случаи, когда коллеги не возвращались – погибали. Не потому, что за ними специально охотились. А зачастую потому, что они не были готовы, вернее – подготовлены к такой работе. Не соблюдали, в первую очередь, правила личной безопасности, – напомнила на «ЭмПати» журналист и редактор, работавшая во многих городских СМИ, Елена Гусаренко. – Работа с родственниками погибших сродни работе в горячей точке. И нельзя отправлять на такие задания неподготовленных людей, у кого нет навыков стрессоустойчивости и умения коммуницировать. Иначе будет плохо и для журналиста, и для редакции, которая получит не адекватный материал, а просто эмоциональный текст, причем там в первую очередь будут выражены эмоции репортера, а не чувства пострадавших.
– Соприкасаться с настоящими острыми переживаниями трудно. У меня был опыт взаимодействия с журналистами, которые находились в состоянии эмоционального онемения, когда они еще хотели, но уже больше не могли заниматься своей работой. Всегда важно думать о своей собственной психологической безопасности, – отметила Алла Образцова.
Елена Гусаренко. Фото: Татьяна Кропотова
Правила собственной психологической безопасности:
-
Найдите, с кем вы сможете обсудить переживания, возможно, с группой коллег или с психологом.
-
Задавайте себе вопрос: «Как я к этому отношусь?» Контролируйте свои эмоции и отделяйте их от эмоций ваших собеседников.
-
Если раньше вы переживали после тяжелых материалов, а теперь перестали – это признак профессионального выгорания. Возможно, стоит на время сменить тему, редакцию или сходить в отпуск. Такой же признак выгорания - желание отгородиться от ситуации, когда вы смотрите на собеседника не как на субъект, а как на объект, источник информации и не более.