Многим журналистам в последние месяцы так или иначе пришлось коснуться темы коронавируса. Рассказывала о ней и корреспондент MR7 Галина Артеменко. Но не просто рассказывала. Помимо подготовки десятков материалов для издания, она ежедневно у себя в соцсети публиковала сводки «ковидные» сводки по городу, давала полезные ссылки, привлекала внимание к «постам последней надежды» горожан, которые не знали, куда обратиться за помощью. О своей работе в период пандемии Галина рассказала на вебинаре, организованном «Институтом региональной прессы». «Лениздат» записал избранные моменты.
О дневнике пандемии
«Как я превратила свою страничку в Facebook в свой дневник? Я обычный журналист, и сотни моих коллег по всей стране работали и продолжают работать, освещая пандемию и не только ее. Я еще работаю в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме и в фонде «Гуманитарное действие», помогающем наркозависимым и ВИЧ-положительным. Я помню, как 26 марта мы уходили вечером из музея «на неделю», хотя уже тогда думали, что на более долгий срок. И вот уже на следующий день я работала дома, мне приходили сводки по заболевшим, другие сообщения на тему коронавируса по почте. И я поняла, что многие из этих новостей не встанут на ленту моего издания МR7, потому что они бытовые, мелкие – открывается горячая линия, что-то закрывается, где-то меняется режим работы. Я подумала, что если я все это буд
у оперативно выкладывать в Facebook, это кому-то поможет.
Тогда еще было много людей, которые не верили, что опасность существует. Эти люди писали мне гадости –- зачем я все это пишу, зачем нагнетаю, и разные не печатные вещи.
Потом начался рост заражений, смертей. Мы перестали ездить в Боткинскую больницу, куда нас до этого приглашали на пресс-конференции, мы работали из дома, пресс-служба Комздрава организовала чат в мессенджере.
Я выделила для себя несколько пунктов, о которых мне было важно сказать в своем дневнике. Кроме ежедневных сводок, я рассказывала о том, что происходило в закрытых социальных учреждениях, психоневрологических интернатах, об эвакуации оттуда подопечных. Важнейший проект нескольких НКО – «Перспектив», Центра «Антон тут рядом» и ГАООРДИ. О социалке вообще тогда мало кто говорил, в самом начале. А ведь именно у нас в Петербурге случилось крупнейшее заражение коронавирусом в ПНИ в России – в ПНИ №10 411 человек, умерло 38. Это все скрывалось первоначально. Мы знали, что пошли заражения и смерти, но нам не подтверждали информацию. Это первый раз, когда я столкнулась с таким сопротивлением».
Об активизме
«Меня многие могут упрекнуть в активизме. Да, журналист не должен заниматься активизмом. Мы должны освещать проблему, заниматься расследованиями, доносить факты или высказывать свое мнение, а тут так получилось, что в этой истории я сместила акцент – это неправильно, с точки зрения профессионализма. Но мне, видимо, невозможно было поступать по-другому».
За прошедшие месяцы Галина Артеменко не только публиковала тексты, но и помогала людям решать их проблемы (искать врачей, налаживать связь с сотрудниками медучреждений, где оставались близкие обратившихся и т. п.). Кроме того, журналистка была одной из инициаторов создания на Малой Садовой народного мемориала – стены с фотографиями умерших от коронавируса медиков и других сотрудников больниц.
Справка
Галина Артеменко – петербургский журналист, специализируется преимущественно на социальных темах. В разное время работала вна Петербургском радио, ИД «Шанс», молодежном издании «Пять углов», газетах «Петербургский Час Пик», «Невское время», «Вечерний Петербург», «Ведомости» и в других СМИ Петербурга и Москвы. В настоящее время работает в онлайн-издании MR7.ru («Мой район») и пишет для «Новой газеты» в Петербурге».
Об общении с врачами
«Многие журналисты, кто работал в период пандемии, знают, как мы ищем наших героев в соцсетях, как уговариваем их поговорить;, мало кто из них готов общаться и тем более говорить с открытым лицом, потому что потом это для них оказывается серьезной проблемой.
Я тоже через это прошла. Позже, уже в начале мая, благодаря депутату ЗакСа Борису Вишневскому выяснилось, что существует негласный запрет, который был дан медикам – не общаться с журналистами без санкции Комздрава или оперштаба. То есть медики могли общаться с нами в лучшем случае анонимно.
У меня была очень неприятная история. В одной из больниц, которая не была переведена под прием больных с коронавирусом, произошел «занос» – медики заразились вместе с пациентами и оказались заперты на работе. Одна из докторов сообщила в Facebook, что у них нет СИЗ. Я сделала репост и быстро написала текст в МR7. Вскоре врач написала мне и попросила убрать репост и изменить текст на сайте, потому что пришел главврач и кричал на подчиненных, чтобы они не смели жаловаться. Да, я это сделала. Редактор не знает, наверное, он меня убьет за такое, так делать нельзя, но мы изменили текст на сайте.
Позже у нас был еще один разговор с тем врачом. Она мне долго пыталась объяснить, почему нельзя выносить сор из избы, почему нельзя нарушать корпоративную культуру. Мы не сошлись во мнении. Я не могу понять этого».
«Я поняла, что мы очень мало знаем о том, как работает медицина, что система закрыта, закапсулирована, и там очень много проблем, а мы очень мало пишем об этом. И писать об этом очень трудно, доверие медиков завоевать очень тяжело, потому что мы профаны, а не профи».
О блокировке публикаций MR7 на Facebook
«Когда медикам начали перечислять выплаты за работу с коронавирусными больными, оказалось, что люди получают не то, что обещал Путин, а совсем другие, меньшие, деньги. Мы начали про это писать. И вдруг заметили, даже не мы, а наши читатели – что наши тексты невозможно репостнуть с сайта в Facebook, и в группе тексты стали исчезать. Нас забанили. Когда редакция начала выяснять, писать в русскую поддержку, потом в английскую, нам ответили, что по многочисленным жалобам пользователей, «наши публикации не соответствуют нормам сообщества». Так же пишут, когда в Facebook порнографию размещают. Нам сообщили, что не соответствовали конкретные четыре текста – два мои и два Анастасии Гавриэловой, про СИЗы и выплаты. Чтобы так забанили, нужны сотни жалоб. Я догадываюсь, кто эти сотни тружеников компьютерных сетей, которые писали на нас жалобы и по чьей указке».
Об информировании
«В Москве главврачи ежедневно выдавали, сколько в их больницы поступило с подтвержденным коронавирусом, сколько с пневмонией, сколько выписались, сколько в реанимации, сколько на ИВЛ, сколько скончались. Эти сводки мы видели каждый день. В Петербурге я лишь раз позвонила пресс-секретарю одной из клиник, когда все только начиналось, он рассказал, что у них на 100 человек больше, чем коек. Я это написала. Мне тут же позвонили из Комздрава и спросили: «А ты не боишься, что больнице прилетит из прокуратуры, потому что больница не имеет права принять больше пациентов, чем положено, но и скорую с больным они не имеют права не принять?». И когда я в следующий раз позвонила в эту больницу, мне сказали, что больше они мне оперативные данные говорить не будут. И мы в Петербурге таких ежедневных сводок не имели.
Было письмо редакторов ведущих петербургских СМИ, которые просили предоставить им сведения, но это так и не было сделано. В Петербурге более-менее объективной статистики мы не видели и не видим до сих пор. Мы не знаем, сколько, например, человек на ИВЛ, сколько умерли в конкретный день».
О поликлиниках
«Мы мало писали про первичное звено медпомощи, про поликлиники, на медиков, на которых все упало. Был случай, когда в поликлинике на улице Правды повесили объявление, что у них заразились 38 сотрудников. Мы перепостили сообщение об этом в соцсети. На следующий день пришли туда, чтобы увидеть объявление своими глазами – естественно, объявления уже не было. А ведь очень многие люди заразились в поликлиниках, где работали в одних масочках, откуда врачи ходили по домам к больным. И как им тяжело об этом говорить: мы все видели героев в красных зонах, а эти работали в обычных поликлиниках, и теперь им сложно доказать, что они заразились на работе».
О коррупции
«Вы помните ту жуткую историю, когда было распоряжение премьер-министра Михаила Мишустина, что за СИЗы будет отвечать “Ростех”? (6 апреля стало известно о том, что Мишустин подписал постановление, согласно которому АО “Корпорация "Росхимзащита"” –- структура “Ростеха” – назначалась единым оператором по обеспечению регионов медицинскими масками, перчатками, марлей и комплектами защитной одежды – ред.). Более идиотского распоряжения придумать нельзя было, чем взять и придумать монополию, которая тут же приведет к дефициту. Через десять дней действие этого постановления было аннулировано другим постановлением правительства. Взрослые, вменяемые люди из правительства не могли же не знать, что эта история приведет к дефициту, то есть было выгодно кого-то одного главным назначить? А за те дни, когда ничего не было, сколько медиков заразилось – мы же не знаем.
А вот про коррупцию врачей в красных зонах я не знаю ни одной истории. Там работало только “телефонное право”. Да, я сама звонила, просила обратить внимание на конкретного человека – не за своих просила, мои родные не здесь, просила за тех, чьи близкие ко мне обращались».
О том, что изменилось
«Я надеюсь, что с сентября начнется осознание, разговоры, что для нас это было, что для нас это есть. Каждый из нас вышел другим, мне кажется. Что во мне изменилось? Мне не стало хуже. Моя нервная система не обрушилась. Что изменилось в моей журналисткой деятельности? Возможно, больше стало эмпатии. Я поняла, что я не расследователь, не тот, кто изучает большие данные, я скорее тот эмпатичный человек, который пишет истории, и я буду на этом специализироваться».
Полную версию вебинара можно увидеть в YouTube-канале «Института региональной прессы» - https://youtu.be/JSjjzBFNB0o