Мнения
/ Интервью

21 апреля 2022 18:18

«Самое важное – мы работаем для читателя»: как подписчики помогли изданию «moloko plus» справиться с экономическим кризисом

«Самое важное – мы работаем для читателя»: как подписчики помогли изданию «moloko plus» справиться с экономическим кризисомФото: moloko plus

«moloko plus» — печатный альманах, который пишет об экстремизме, насилии, патриархате, терроризме и тюрьмах. В начале марта редакция издания столкнулась с экономическим кризисом и долгами. Мы поговорили с корреспондентом альманаха Алексеем Жабиным о «специфической» тематике, выходе из кризиса и планах на будущее в новой реальности.

— 19 апреля завершился суд над журналистом Павлом Никулиным. Он освещал антивоенные митинги в Москве 6 марта. Ты присутствовал на заседании. Как оно прошло?

— Я был на заседании в качестве свидетеля: подал характеристику и выступил в зале с заявлением о том, что Паша не учувствовал в митинге как протестующий, а выполнял свой журналистский долг. Суд это, видимо, не учел, потому что все равно назначил штраф. И Паше, и Артёму Драчеву, также журналисту moloko plus, заседание которого проходило на день раньше, придётся выплатить по 10 тысяч рублей. Спасибо читателям, поддерживающим нас, — есть деньги на штрафы.


«НАМ ИНТЕРЕСНО ИССЛЕДОВАТЬ ЛЮДСКИЕ КРАЙНОСТИ»: О ТЕМАТИКЕ «MOLOKO PLUS»

— Почему тематика «moloko plus» — это наркотики, ультранасилие, терроризм и контркультура?

— Это такая же часть нашей реальности, как экономика, проблемы с мигрантами и беженцами, кризис, больные дети. К сожалению, в медиа она освещается не так, как хотелось бы, в силу специфичности и маргинальности этих тем для узкого круга читателей. Мы понимаем, что эту часть жизни нужно описывать и освещать.

Кроме того, это интересно нам самим. Потому что мы отчасти представители этой реальности, кто-то больше, кто-то меньше. Многие участники проекта — выходцы из субкультур или близкие к субкультурам люди. Из-за личного интереса это вылилось в профессиональный интерес.

— Изучение или даже анализ насилия, терроризма и прочего пропагандируют или распространяют их?

— Нет, я не думаю, что это пропагандирует что-либо. Каждый из наших номеров начинается вводным текстом от редакции, в котором мы задаем читателю вопрос, на который он сам находит ответ. Мы не склоняемся ни к одной точки зрения, а стараемся показать все возможные аспекты этой проблемы, будь то наркотики или ненависть, терроризм или территории.

В последних двух номерах мы поднимали в том числе тему сепаратизма и задавали читателю вопрос: зачем люди идут убивать друг друга за клочки земли, порой и вымышленные клочки. И читатель сам должен был найти ответ. У нас в редакции, например, нет единого ответа, у каждого своё мнение. Поэтому мы и стараемся отразить разные стороны одной маргинальной темы.

— Вы выбираете темы, в которых невозможен компромисс?

— В любой теме, о которой мы пишем, возможен некий компромисс. Вопрос в том, как герои наших текстов относятся к теме. То, что мы рассказываем о людях, которые часто не идут на компромиссы — это так.

Нам интересно исследовать людские крайности. А крайности очень часто подразумевают отсутствие компромиссов или нежелание идти на них.

— В описаниях на сайте издания у некоторых журналистов есть пометка о том, что они задерживались, попадали в ОВД за свою профессиональную деятельность. Это новый знак качества и профессионализма?

— Не думаю. Мне кажется, это следствие условий, в которых приходится работать. Большая часть негативного внимания, которое к нам было привлечено, связано не столько с нашей деятельностью, сколько с одним текстом, который вышел даже не в номере moloko plus, а в журнале The New Times (прим. речь идёт о материале «Из Калуги — с джихадом» Павла Никулина. Автор утверждает, что журнал Esquire отверг материал по требованию ФСБ. Текст напечатали в The New Times, после чего издание получило предупреждение об оправдании терроризма от Роскомнадзора и штраф в 100 тысяч рублей). После этого нами заинтересовалось ФСБ, и вот несколько лет за нами тянулся этот хвост. Сейчас, слава богу, это закончилось.

Это вопрос из серии «является ли маркировка иностранного агента знаком качества?». На мой субъективный взгляд — нет, не является. Многие хорошие журналисты не «иноагенты», а многие плохие журналисты – «иноагенты». Мы понимаем, что это больше репрессивная мера, нежели знак одобрения государством твоей деятельности.


АНТИКРИЗИСНЫЕ МЕРЫ

— Ты помнишь, как редакция встретила 24 февраля?

— Да, в 6 утра мне позвонил Паша Никулин с криком «Ты видел?!». Я, естественно, спросонья даже не понял, что я должен был увидеть в 6 утра и почему он вообще звонит в такую рань. Конечно мы ****** [крайне удивились]. Было понятно, что это какая-то историческая вещь и профессионально на эту историческую вещь нужно реагировать соответственно.

До принятия закона о «фейках» о российской армии (прим. 4 марта президент В. Путин подписал закон, согласно которому появилась статья 207.3 УК РФ «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил Российской Федерации») мы пытались максимально полно, насколько это возможно, делать альманах из Москвы, потому что у нас нет ресурсов отправлять людей в зону боевых действий и нести ответственность в случае их гибели. Потом и эту возможность у нас забрали.

— Вы столкнулись с тем, с чем сталкивается почти каждое независимое медиа сегодня, — экономическим кризисом. Как вы с ним справляетесь?

— Намного лучше, чем мы ожидали. В очередной раз нам сильно помогли читатели, которые задонатили денег. Читатели уже один раз спасли нас от закрытия в конце 2019 года. И сейчас они помогли закрыть долги, которые у нас были.

— Почему книжные магазины, в которых продавались выпуски альманаха, перестали выходить на связь?

— Видимо, магазины сами столкнулись с падением спроса. Людям ведь неудобно отвечать, когда ты просишь у них денег. Поэтому и магазины перестали выходить на связь. Не думаю, что это связано с темами, с которыми мы работаем. Это обусловлено только экономической ситуацией.

Например, есть небольшой региональный магазин в городе Пышма в Свердловской области, с которым мы сотрудничаем. И я сомневаюсь, что экономическая ситуация в Пышме лучше, чем в Москве.

Алексей Жабин работает в «moloko plus» с 2019 года. Фото: личный архив

Алексей Жабин работает в «moloko plus» с 2019 года. Фото: личный архив

— Почему не хотите брать рекламу? Многие сейчас ей и спасаются.

— Это позиция редакции. Мы не будем брать денег у фондов и рекламодателей, потому что таким образом мы продаем внимание читателя каким-то корпорациям. В ситуации с фондами ты попадаешь в зависимость от грантовых денег. Мы хотим сохранить независимость редакционной политики и делать то, что нравится нам.

Можно промоделировать ситуацию. Если бы мы брали деньги у Ходорковского, как бы он прореагировал на то, что мы даём слово, например, Игорю Стрелкову (прим. интервью с экс-министром обороны Донецкой народной республики Игорем Стрелковым вышло в выпуске альманаха «Территории II»). Как бы он отнесся к материалу о человеке, который якобы причастен к катастрофе с малазийским «Боингом» (прим. 17 июля 2014 года Boeing 777 был сбит на востоке Донецка. Погибли все находившиеся на его борту 298 человек. Государственная прокуратура Нидерландов обвинила в причастности к катастрофе Игоря Стрелкова)? Не думаю, что после этого у нас были бы какие-то деньги от Ходорковского.

Мы делаем нашу работу для читателя, показываем разные стороны конфликтных тем, что позволяет нам сохранять независимость. Это ограничивает нас, не даёт выйти на уровни крупных медиа. Но самое важное — мы работаем для читателя.

— Чем сейчас можно помочь «moloko plus»?

— Мы сделали регулярные платежи на нашем сайте. Если читатели хотят нас поддержать, они подписываются на регулярные донаты. Кроме того, у нас осталось какое-то количество нераспроданных выпусков альманаха и мерча.

Вообще мы сделали упор на то, чтобы продать всё, что у нас есть. Пока есть покупательная способность у людей и пока деньги хоть что-то стоят.


«ЭТУ РАБОТУ НУЖНО КОМУ-ТО ДЕЛАТЬ, И ЕЁ НУЖНО КОМУ-ТО ДЕЛАТЬ В РОССИИ»: О ПЛАНАХ И БУДУЩЕМ АЛЬМАНАХА

— Скоро выходит новый выпуск альманаха. Как он называется?

— Этого я пока сказать не могу. Мы сначала анонсируем название подписчикам нашего Patreon, которых сейчас стало значительно меньше, но у нас есть некое сообщество читателей. После анонса им мы уже открываем тему для всех подписчиков и читателей.

— Вы начали работать над ней ещё до «спецоперации»?

— Да, мы начали работать до 24 февраля. Интересно, что номер, который мы назвали «Территории» про территориальные конфликты, войны и сепаратизм, мы начали делать ещё в прошлом году. Это стало каким-то провидческим моментом, на меня произвело «вау»-эффект. Я, конечно, не хотел такого исхода, но он случился. Надеюсь, что следующая тема не окажется провидческой.

— Какие у редакции планы на будущее?

— Пока мы хотим доделать восьмой номер, сейчас он как раз ушёл в вёрстку. У нас есть планы дальше развивать подписочно-донатную модель и чуть больше заняться издательской деятельностью. Книга «Конец свободной эпохи. Лица Болотной» вышла при поддержке «moloko plus». Возможно, это наш дальнейший путь развития. У читателя есть спрос на нашу работу, и этот спрос нужно удовлетворять.

— Вы планируете делать это в России?

— Да, у нас вся редакция осталась в России. Мы — журналисты, которые работают на русском языке и пишут о России. Мы не сможем этого делать, оторвавшись от почвы.

То, что мы остаемся здесь, накладывает некоторые ограничения на работу. Мы намного больше переживаем за безопасность редакции, чем, если бы писали из Грузии, Армении, откуда угодно. Вопрос в другом: если уедут все, кто останется работать в России? Это не самопожертвование. У нас есть некие условия, и пока в этих условиях можно работать. Может быть, потому, что мы маленькие или никому не интересная печатная пресса. Но эту работу нужно кому-то делать, и ее нужно кому-то делать в России.

— «Специальная военная операция» на Украине может стать темой одного из выпусков «moloko plus»?

— Вероятнее всего, но это будет нескоро. В прошлом номере мы во многом раскрыли территориальные конфликты, их причины и следствие. «Спецоперация» очень сильно изменила нашу реальность. Хотелось бы что-то сделать, что исследовало бы изменение этой реальности. Но пока не понятно, как, в каком ключе и когда.