В мае 2023 года из Союза журналистов Карелии вышло несколько десятков репортеров, редакторов, сотрудников СМИ, которые были не согласны с решением секретариата СЖР исключить из Союза Наталью Ермолину* и Георгия Чентемирова*. Оба карельских журналиста к тому моменту оказались в реестре иностранных агентов. Чентемиров* возглавлял республиканскую организацию СЖР.
Среди тех, кто год назад покинул профессиональное объединение, был главный редактор сайта «Карелия.Ньюс», экс-председатель Союза журналистов Карелии Евгений Белянчиков. В интервью Лениздат.ру Евгений поделился своими мыслями о сегодняшнем состоянии журналистики и масс-медиа в республике, рассказал о взаимодействии местных СМИ и чиновников, посетовал на погоню коллег за количеством просмотров на своих сайтах.
– Год назад вы покинули отделение Союза журналистов Карелии. Это было вызвано решением секретариата СЖР в Москве исключить из организации Георгия Чентемирова* и Наталью Ермолину*, которых признали иноагентами. Спустя год ваше отношение к тем событиям изменилось или нет?
– Нет. Мне кажется, что если бы это произошло сейчас, то я и все, кто тогда вышел из СЖР, сделали бы то же самое. Может быть, даже кто-то добавился бы, хотя и так нас было около 40 человек. Даже двое «Заслуженных журналистов Карелии». Как человек, который возглавлял региональное отделение Союза в Карелии пять лет, могу сказать, что сейчас это малозаметная организация. Конечно, это моё субъективное мнение. Не хочу никого обижать. Возможно, те, кто там остался сейчас, что-то и делают, но я этого не замечаю. Ежегодный конкурс Союза по определению лучших в профессии не проводится. Бал прессы – тоже. Нет никакой реакции на важные события – ни заявлений, ни публичных обращений, ни предложений. Союз вроде бы есть, но его как бы и нет. Наверное, такая и была цель тех, кто не хотел, чтобы голос Союза звучал в Карелии.
В моём представлении СЖР должен быть неким профсоюзом, который в первую очередь защищает право журналистов работать в соответствии с Законом о СМИ, который у нас есть. Союз должен помогать коллегам в сложных ситуациях, бороться за свободу слова и против цензуры. Потом уже всё остальное. Конкурсы какие-то или акции «Посади дерево», например. Априори СЖР должен стоять на одной стороне с журналистами, а не с чиновниками. Сейчас в Карелии Союз таковой организацией не является. Год назад мы уходили из него не столько из-за исключения Георгия Чентемирова* и Натальи Ермолиной*, хотя это и послужило триггером, сколько из-за того, что у нас он начал превращаться в структуру при власти.
– Не было ли у тех, кто ушел из СЖР, идеи создать новую структуру? Общественную организацию или профсоюз?
– Подобную идею обсуждали ещё задолго до прошлогодних событий. Однако в нынешних условиях создание подобного нового объединения точно чревато проблемами. Скорее даже, невозможно. Если честно обозначить цели, о которых я говорил, то такой структуре практически гарантирован какой-то неприятный статус. Нежелательной организации, например. Да и вряд ли такая новая организация смогла бы работать. Есть точка зрения, что СМИ у нас остались, а журналистики фактически нет. В нынешней ситуации существует очень низкая мотивация выступать в роли Дон Кихота и «бросаться на мельницы». В нынешних общественно-политических реалиях это гарантированные проблемы для организации, её руководителя и активистов.
– СМИ остались, а журналистики нет. Что имеется в ввиду? В Карелии не осталось медиа, которые профессионально освещают местные проблемы без оглядки на республиканские власти?
– Это очень дискуссионный вопрос. Коллеги, которые уехали из страны, могут смотреть на ситуацию именно так. Оставшиеся понимают, что независимых медиа нет. Кто-то зависит от Роскомнадзора, от государства, от других ограничений, например, от неофициальной цензуры. Кто-то – от учредителя, который тоже рисковать не хочет. Есть ещё внутренняя цензура.
Плюс мы все зависим от рекламного рынка. Понятно, что государственные СМИ работают за счёт бюджета. У них все нормально. Коммерческим нужно каким-то образом выживать. Сейчас, к сожалению, в газетах рекламы нет. Из интернет-СМИ очень многие рекламодатели либо вообще ушли, либо сократили бюджеты. В Карелии очень мало рекламодателей из малого и среднего бизнеса, готовых размещать рекламу в онлайн-изданиях, зарегистрированных как СМИ. На примере своего сайта скажу, что раньше у нас рекламировались аптеки, салоны связи, частные магазины. Сейчас этого нет. У них другие способы продвижения. Некоторые рекламодатели работают только с топ-3 карельских СМИ, кто-то ищет альтернативные площадки для продвижения своих брендов и услуг.
В результате медиа вынуждены или работать с государством по каким-то контрактам, или сотрудничать с компаниями, которые так или иначе с государством связаны. И, соответственно, не быть в оппозиции к государственной политике. В противном случае ты закрываешься. Другого выбора нет.
– Всё настолько пессимистично?
– Есть ниши, в которых можно сохранить себя как журналиста. Я знаю коллег, работающих в «зависимых» СМИ, но при этом публикующих материалы о коррупции на региональном уровне. Писать об этом не запрещено. Кто-то описывает конфликты на экономической почве. Другие специализируются на криминальной хронике, на каких-то «желтых темах». О них можно абсолютно честно писать, никто не будет придираться, если это правда. В этих нишах у нас можно «включить журналиста».
Есть, конечно, темы федерального уровня, которые нельзя трогать или освещать только в одном ключе — продвигать государственную политику. Однако есть сферы, где осталась возможность для журналистского «виража». Даже попробовать провести какое-нибудь мини-расследование.
Я, например, увлекаюсь рыбалкой. Никто мне не мешал в своем время проводить расследование об истреблении онежского лосося, честно писать, что происходит в Онежском озере с этой рыбой, занесенной в «Красную книгу». Я вышел на то, что к серьезному браконьерству могли быть причастны сотрудники МВД Республики Карелия. Даже, как мне говорили, силовики проводили совещание по факту публикации. Решили, что МВД не будет реагировать, поскольку моя работа официально проводилась на деньги зарубежного гранта. Нашли такую отговорку. Хотя я просто написал честный материал, рассказал то, что увидел, что сам нашел. Это было еще в те далекие времена, когда такие расследования можно было делать легально.
– Это традиционная реакция местных чиновников на публикации о каких-то проблемах?
– Нет, сила слова ещё сохранилась. Может быть, вопреки тому, что думают из-за границы уехавшие коллеги. СМИ добиваются эффекта своей работой. Власть реагирует. Все ведомства мониторят соцсети – я бы сказал, маниакально. Недавно у нас была встреча с прокурором Республики Карелия. Он рассказал, что только с начала 2024 года по материалам в СМИ выявлено более 250 нарушений. В каких-то случаях возбуждались дела.
Диалог между прессой и властью сохранился. Я бы не сказал, что сейчас идёт какое-то унижение СМИ со стороны чиновников. Карелия всегда была достаточно свободным регионом. Так сложилось, что у нас здесь больше было либеральных настроений, чем в каких-то других регионах страны. Партия «Яблоко», например, у нас всегда очень хорошо выступала на выборах. Мэром Петрозаводска была Галина Ширшина от этой партии. СМИ тоже были более свободными. Существовала конкурентная рыночная среда. Сейчас всё это проявляется в меньшей степени.
Был контакт с властью и с 2015 по 2020-й год, когда я возглавлял местный Союз журналистов. У нас были нормальные рабочие отношения с разными ветвями власти. Чиновники реагировали на наши замечания или обращения. Помню, что мы защищали беременных журналисток, права которых нарушил работодатель. Права в итоге были восстановлены. Власть не воспринимала нас как часть себя, но и не смотрела на журналистов как на букашку, от которой можно отмахнуться.
Я мог позвонить, допустим, министру или мэру города, если этого требовала ситуация. И правление нашего Союза было достаточно авторитетным. В него входили представители разных СМИ, в том числе и государственных. Мы старались не превращать Союз в оппозиционную структуру, а я ставил перед собой задачу – объединить всех журналистов и защищать их права вне зависимости от того, где они работают. Мы спокойно общались со всеми коллегами. У нас не было того раздора, который наблюдается последние два года, поэтому и с властью нормальные были отношения. Например, когда правительство присваивало звания «Почетный журналист Республики Карелия», то всегда интересовалось нашим мнением. Мы давали рекомендации достойным людям.
– Исходя из того, что вы сейчас сказали про взаимоотношения журналистов и чиновников в Карелии, как бы вы оценили влияние местных СМИ на жизнь местных жителей по 5-балльной шкале?
– На четвёрку бы оценил. Любая острая публикация, которую мы даём, вызывает в 95% случаев какую-то реакцию власти. Причем речь идет не только о материалах редакции. Это может быть отклик даже на комментарий в соцсетях нашего издания или жалоба читателя на какую-то проблему. Чиновники пишут ответ прямо в соцсетях или звонят в редакцию с просьбой опубликовать их ответ. Мониторинг медиапространства у органов государственной власти, как я уже говорил, выстроен очень четко. Наш Центр управления регионом, по-моему, даже входит в топ самых продвинутых в России.
При этом в большинстве случаев, если речь идет о каких-то острых проблемах, принимаются правильные решения. Недавно у нас были весенние паводки и в одном поселке затопило территорию. Мы дали об этом сообщение с жалобами местных жителей. Туда в течение двух часов приехали глава района, представитель МЧС, еще кто-то из официальных лиц.
С другой стороны, сейчас стало гораздо сложнее работать с пресс-службами различных силовых структур. Их сотрудники очень боятся ошибиться. Многие пресс-службы просто не комментируют какие-то резонансные события, потому что ты сказал что-то не так — и вот уже всё на контроле у высокого начальства. Достается, конечно, по шапке тому, кто дал комментарий. Раньше, допустим, если произошло какое-нибудь ЧП, я мог спокойно позвонить охотинспектору и получить комментарий, сейчас это невозможно. Появилась целая цепочка в получении официального комментария. Ответы и комментарии ведомств проходят строгую внутреннюю цензуру и согласования. К сожалению, больше от страха, что им «прилетит» сверху, чем от нежелания работать со СМИ.
В целом, парадоксальная ситуация сложилась: мы не можем писать о каких-то серьезных политических проблемах, но по другим темам власть оперативнее реагирует на наши публикации, чем несколько лет назад. Получается, что тезис о прессе как одной из «ветвей власти» жив, но эта власть сместилась в другую сферу. Я вижу реакцию государства на наши публикации, на материалы коллег и на сигналы в телеграм-каналах, хотя там очень много непроверенной информации.
Думаю, что влияние телеграм-каналов – это новая тенденция не только у нас, но и во всех регионах страны. Можно сказать, что сейчас их время, потому что там можно писать честно, особенно в анонимных. При этом многие вещи там не верифицируются, поэтому доверять им или не доверять – это выбор читателя.
– Есть карельские телеграм-каналы, которые вы могли бы приравнять к СМИ с профессиональной точки зрения?
– Есть, конечно. В первую очередь, это каналы, которые ведут профессиональные журналисты. Имен я называть не буду, но местное журналистское сообщество знает, кто что ведёт. Например, есть журналистский канал «Долго будет Карелия сниться». Там легкая подача новостей, коллеги пишут в стиле блогеров. Мне это симпатично. Канал «From Karelia with freedom» тоже ведет журналист. Там много острой информации, которая профессионально подаётся, но с оппозиционной точки зрения.
Есть те, кто стремится заработать на так называемом «хайпе». У канала «Карельский дворик» больше 35 000 подписчиков. Настоящее СМИ может позавидовать. Для Карелии это очень много, но там хватает непроверенной информации. Подобные каналы ведут не профессионалы от журналистики. Это видно. Могу судить по тому, как они коверкают, например, мои собственные публикации, чтобы добавить в них «желтизны» и нагнать трафик. Люди такое читают и даже верят тому, что там пишут.
Я недавно даже опубликовал отдельный материал о том, как негативно отразилось на СМИ Карелии развитие социальных сетей и телеграм-каналов. Обычно не принято коллег критиковать, но многие карельские медиа в погоне за трафиком просто забыли основы нашей профессии. Они даже не утруждают себя проверкой информации. Журналисты публикуют какие-то «желтые новости», полученные со слов случайного свидетеля, например. Информация начинает гулять в сети уже со ссылкой на настоящее СМИ, а в результате на федеральном уровне появляется «новость» из нашей республики, которая на поверку оказывается фейком.
– Самый яркий пример из этой серии, на ваш взгляд?
– Первое, что приходит в голову – это история о том, как Газета.ру в феврале этого года опубликовала информацию «Волки съели 25 собак в карельском поселке». Я решил разобраться в этой истории, поскольку живу здесь, а про это происшествие ничего не слышал. Газета.ру ссылалась на карельское издание. Зашел на его сайт. Местные коллеги ссылаются на страницу Минприроды Карелии. На сайте министерства официальной информации о подобном происшествии нет, но есть комментарий жителя поселка о том, что там якобы волки загрызли 25 собак. Один человек оставил комментарий на сайте Минприроды республики, его никто не проверил, но на федеральном уровне появилась такая новость. Я стал разбираться. Выяснилось, что действительно в тех местах хищники нападали на домашних животных, но никто точно не может назвать количество погибших собак. Получается, что все сослались только на один неверифицированный комментарий. Это же непрофессионально!
И подобные казусы с информацией у нас происходят ежедневно. Многие СМИ просто «хайпуют», работают на скорость. Профессиональной журналистики в новостном формате практически не осталось. Она ещё жива, но не востребована читателями. Может быть, сказывается отъезд коллег из региона, но скорее дело в том, что люди получают новости потоком, им узнавать подробности не очень интересно. Увидели пост в соцсетях, прочитали и достаточно, дальше можно не углубляться. В итоге за последние годы мы видим, что гонка за трафиком, кликбейт, «желтизна» приносят СМИ больше дивидендов. Хочется верить, что это не навсегда. Я своим журналистам постоянно говорю: пусть у нас будет поменьше трафик, но есть вопрос репутации и профессиональной этики. Не говоря уже о юридической ответственности СМИ.
– Вы упомянули отъезд журналистов из республики. Многие едут на заработки в Москву или Санкт-Петербург?
– Те, кто хотел уехать, уже уехали. Их не так много было. Я бы не сказал, что весь цвет местной журналистики нас покинул. Те, кто не хотел или не мог, остались. Все уже свой выбор сделали. Знаю несколько человек, которые вообще ушли из СМИ: кто-то на пенсию, кто-то поменял профессию, потому что не захотел работать в новых условиях. Один наш известный журналист стал экскурсоводом. Я сам в прошлом году получил такой же статус и рассматриваю для себя подобный вариант. Мне интересен туризм.
Большинство журналистов, конечно, осталось. Здесь многих держат и зарплаты, и кредиты, и ипотека. Просто работа для многих стала рутиной. Журналистский драйв, который был в начале двухтысячных и просуществовал где-то до 2014-го года, сошел на нет. Отсутствует сейчас и мощная конкуренция, когда требовалось быстрее всех выдать новость. Помню, как мы создавали сайт «Петрозаводск говорит». До ночи соревновались с коллегами. Сейчас всё это скисло. Конкуренция только за трафик. Берут обычную проходную новость, делают её «желтой», чтобы туда обязательно зашли по ссылке. Эксклюзива и профессиональной работы журналиста там нет. Сейчас всё делается по принципу: быстро выдал – забыл!
– В такой ситуации молодежь идет в профессию?
– У нас сейчас наблюдается кадровый голод. Как я уже говорил, многие вообще ушли из профессии, а молодежи она не интересна. Найти сотрудника – это проблема. Я размещаю объявление, но никто не звонит, даже чтобы поинтересоваться зарплатой. Все понимают, что новости сегодня — это такое «болото», в котором тебя засасывает постоянный негатив: смертельные аварии, какая-то жестокость, судебные дела, аресты и так далее.
Я думаю, что интерес к профессии упал ещё и потому, что люди понимают, как она изменилась. Они видят, что сейчас в стране, например, фактически под запретом полноценные расследования. За них тебе самому может «прилететь». Нет желающих проводить такую сложную работу себе во вред.
* - Георгий Чентемиров и Наталья Ермолина внесены Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.