11 июня в редакцию мурманского издания «Арктический обозреватель» наведались сотрудники ФСБ. Затем главный редактор издания «был приглашен» на разговор в местное управление ведомства. В апреле 2023-го года журналисты издания уже пережили нечто подобное, когда у них прошли обыски в рамках уголовного дела по статье о клевете и распространении сведений, порочащих честь и достоинство другого человека. Поводом для возбуждения дела стала информация «Обозревателя» о том, что правоохранительные органы «начали проверку закупки «тёплых остановок» в Мурманске по заявлениям от возмущённых жителей города».
В январе текущего года главный редактор издания Вячеслав Городецкий, давая интервью Лениздату, подчеркнул, что не собирается эмигрировать, хотя ему с коллегами приходится постоянно адаптироваться к сложным условиям работы СМИ в России.
– В тот момент, когда появилось сообщение, что в редакцию «Арктического обозревателя» пришли силовики, я сразу вспомнил, про уголовное дело, о котором вы рассказывали Лениздату в январе…
– Когда они на пороге показались, я тоже сначала подумал, что это связано со старым делом. Первая мысль была, что это представители Следственного комитета, но потом один товарищ повернулся, и на его шевроне я увидел другие буквы – ФСБ. Тут я уже понял, что это не по поводу старой истории. ФСБ такой «мелочовкой» заниматься не будут.
– Кстати, в какой стадии сейчас находится дело, которое против вашей редакции возбудили в прошлом году по статье о распространении заведомо ложных сведений?
– С этим делом ещё больше интересных и непонятных вещей происходит. Буквально накануне 11 числа с адвокатами мы ходили на очередные следственные действия в полицию. На допрос. Дело не заглохло. Благодаря законным манипуляциям его расследование продлено. Наш закон это позволяет. Правда, когда к таким манипуляциям пытаются прибегнуть защитники, то это пресекается, если их используют силовики – то приветствуется. Пока больше не могу ничего сказать по этому поводу.
– Вернемся к 11 июня. На основании чего прошел обыск в вашей редакции: было постановление следователя или судебное решение?
– Как я понял, всё происходило на основании постановления начальника местного управления ФСБ. Поскольку они пришли ко мне в нежилое помещение, то для этого не нужна была санкция суда. В тот момент, правда, я не особо не осознавал, нужна она или нет. В результате у нас проводились проверочные мероприятия. Есть такая формулировка. Наподобие того, что взрыв – это хлопок, авиакатастрофа – серьёзный инцидент и так далее. В общем они имеют право, опять-таки на законных основаниях, прийти по месту работы и провести подобные мероприятия. Все документы в нашем офисе были изучены, а технику они забрали с собой. И меня для беседы.
– Вас официально задержали?
– Нет, я поехал по собственной воле, но если бы я отказался, то уехал бы с ними не по собственной воле и в наручниках. Буквально в первые две – три минуты сотрудники ФСБ меня предупредили, что они имеют право открывать огонь на поражение. Только идиот в такой ситуации мог бы подумать о каком-то сопротивлении этим господам. Ко мне приехал адвокат, но его даже не пустили в помещение.
В управлении никакого диалога у нас с ним не получилось. Они задавали вопросы, но, естественно, я ничего не говорил, воспользовавшись 51-й статьей Конституции. Мне, конечно, было не комфортно. Я даже не знаю, кто со мной разговаривал. Скорее всего, это были не наши местные эфэсбэшники. Возможно, москвичи. У меня такое впечатление сложилось.
– Вы не получили копию протокола этой беседы, из которого можно было бы понять, кто с вами общался?
– Нет, у меня на руках только протокол изъятия, а никакого протокола нашего разговора не было. Никто никакой записи беседы не вел. По крайней мере, при мне ничего руками не писали. Возможно, была какая-то аудио- или видеозапись, но мне сложно сейчас об этом судить. Я никаких бумаг я не подписывал и мне ничего и не давали.
– В ходе беседы вам прямо или завуалированного предъявляли какие-то претензии по поводу содержания тех или иных публикаций в «Арктическом обозревателе»?
– Нет, претензий никаких не высказывалось. Я так понимаю, что это была психологическая акция - жесткие вопросы в режиме вежливой беседы. Без претензий, но тональность иногда менялась. То звучали нотки: «У вас же есть семья…». То вдруг предлагали помочь в решении какого-нибудь вопроса. Балансирование на грани добра и зла. Трудно описать, конечно, пока это не переживёшь. Видимо, нужно ещё время, чтобы это всё осознать.
– В своем телеграм-канале вы написали, что в тот день преимущественно звучали вопросы о том, как и для чего редакция собирает информацию об СВО. Вы действительно так много внимания уделяете новостям о спецоперации, что это бросается в глаза?
– Здесь, мне кажется, вопрос о не количестве, а о качестве информации. У нас есть публикации об СВО, но дело может касаться не только их. Возможно, во время публичных мероприятий, когда я задаю уточняющие вопросы, у кого-то может возникнуть личная неприязнь. Возможно, кому-то что-то из моих слов не понравилось. Плюс материалы в «Обозревателе». У меня сложилось ощущение, что всё это могло произойти из-за доноса, который отрабатывался.
Я посмотрел федеральные новости по этой повестке и понял, что мы не одиноки. Аналогичные акции происходили и в других городах. По всей вероятности, это некая волна. Я предполагал, что нечто подобное произойдет до президентских выборов, оказалось, что после. Местные коллеги сообщили мне уже на следующий день после всех этих событий, что и в Мурманске несколько телеграм-каналов сменили тон – повестка у них стала более нейтральной. Называли мне и 3 – 4 федеральных канала, которые оказались в аналогичной ситуации. Конечно, в большей безопасности те, кто работает условно анонимно, но мы-то не анонимные, у нас все открыто и прозрачно.
– Вы что-то планируете изменить в редакционной политике?
- Честно говоря, не вижу смысла что-либо менять, потому что она у нас и так, в моём понимании, «лайтовая». В поведении, возможно, что-то изменю. Буду менее открыт. Наверное, так.