«Лениздат.ру» продолжает публиковать мнения петербургских журналистов об отрывке из книги Михаила Иванова (псевдоним автора – Артур Болен) «Лестница в небеса. Исповедь советского пацана» о состоянии медиа в городе. Первым своей точкой зрения поделился Петр Годлевский.
Медиаменеджер Алексей Разорёнов также решил поразмышлять о том, что происходит с петербургской журналистикой сейчас, есть ли победители в противостоянии «патриотов» и «либералов», и происходила ли эта борьба вообще.
Весь яд, который может быть заподозрен в этом тексте, относится только к сочинению коллеги Михаила Иванова, но ни в коем случае ни к самому Михаилу, моему давнему коллеге и доброму товарищу, к которому я обречен испытывать только самые добрые и светлые чувства.
Но тексту в этом смысле повезло меньше. Я ему ничем не обязан, в отличие, может быть, от писателя и автора книги. Потому признаюсь: прочитанный текст (в отличие от иных коллег я не успел замахнуться на книгу целиком, изучил только малый фрагмент на сайте) производит, скажем так, неоднозначное впечатление.
Неоднозначное, потому что даже в этом отрывке содержатся тезисы, которые вызывают живейший отклик. И даже чувство признательности за то, что автор дерзнул вынести их на свет божий. В существующих прискорбных обстоятельствах это уже граничит с гражданским подвигом, но будем надеяться на лучшее.
Речь, прежде всего, о тезисе, что безусловным приоритетом для представителей медиацеха, безотносительно их мировоззренческих характеристик или отсутствия таковых, является свобода слова, свобода мнения, свобода сбора и распространения информации, добросовестное исполнение обязательств перед аудиторией и строгое следование профессиональным стандартам журналистики. Если я правильно понял уважаемого автора, то он про это.
За такое вольтерьянство, которое явно «не по сезону», автору можно в принципе простить все остальные недоумения, возникающие в процессе ознакомления с текстом.
Но готовность их простить не лишает нас права и возможности обратить на них внимание. Собственно публикация коллеги случилась как раз для того, чтобы мы все – представители типа вымирающей профессии – смогли бы напоследок от души посраться после долгого вынужденного постшокового перерыва, когда многочисленные смелые нормативные новации надёжно профилактировали желание о чём-то думать и что бы то ни было обсуждать. Раньше только парламент был «не местом для дискуссий», а теперь таким «не местом» стала вся страна, включая и Дом журналиста (которым некогда соруководил и уважаемый автор), о чём своевременно напомнило нынешнее руководство Дома, отменяя презентацию книги Дмитрия Травина, лауреата «Золотого пера», человека, безусловно достойного, но явно отличающегося недостаточно восторженным образом мыслей).
Пока писались эти строки, отказали ещё и коллегам из журнала «Город 812»; ну такой теперь у журналистов Санкт-Петербурга дом.
Но вернёмся к недоумениям.
Итак, автор предлагает нам следующий драматургический конструкт:
Пункт первый. Журналистика больна ещё с 90-х годов прошлого века.
Пункт второй. Переживаемый российской журналистикой кризис является следствием некоего затяжного противостояния между «патриотами» и «либералами» в медиасообществе. Противостояние оказалось губительно само по себе, но в завершение всех бед в нём ещё «либералы» и победили, с чем коллега Михаил Иванов нас всех и не поздравил во крайних строках своего сочинения.
По поводу больной журналистики возражать трудно и даже невозможно, не согласовав предварительно критерии здоровья. И, соответственно, не найдя в истории отечественной журналистики той золотой поры, когда она была совершенно здорова. Видимо ещё до 90-х, при парткомах. Если не при царях. К сожалению, эта тема автором подробно не раскрыта.
Что касается противостояния патриотов-почвенников и либералов-западников, то мне оно кажется лубочным манихейским мифом, который автор нагрезил себе в психотерапевтических целях. Непотребство бытия вынуждает существо мыслящее искать тому непотребству объяснения. Но мыслящее существо при этом не всегда заинтересовано находить истину, поскольку она травматична и мешает худо-бедно сосуществовать с окружающей средой, не обрекая себя при этом на непосильные вызовы и избыточные муки.
Это как уговорить себя, что причина лишнего веса – трагически нарушенный обмен веществ, а не количество потребляемой пищи, и наградить себя за это открытие очередным шестиэтажным клаббургером.
На самом деле российское медиаполе было разделено по несколько иным критериям.
Оно представляло собой практически механическую совокупность условно независимых медиа и СМИ, подконтрольных государству, часть из которых при этом по формальным признакам могла – с той или иной степенью убедительности – косить под частный бизнес.
Понятно, что граница местами была размыта и трудно демаркируема, но в принципе это были две разных вселенных, живущих в абсолютно разных экономических реалиях и моделях, с разным пониманием миссии и профессиональных стандартов.
История медиаотрасли в России в XXI веке – это история последовательного захвата информационного пространства государством, вытеснения и истребления неподконтрольных государству СМИ и любых иных информационных инструментов, история постоянного умножения ограничений и запретов. В итоге именно этой политики, а не битвы сермяжных почвенников с коварными масонами, де-факто превращена в полную фикцию свобода слова — «ценность, которая многократно выше любой идеологии, любой партийной принадлежности», как вдруг справедливо замечает автор книги.
Особая ирония состоит в том, что автор и сам находился в самой гуще этого процесса, судя по эпизодам своей биографии, им самим предусмотрительно упомянутым в первом же абзаце обсуждаемого фрагмента книги.
К сожалению, в остальном этот текст не грешит обилием фактов и доказательств представленной теории. Очень не хватает в том числе и имён собственных. В первую очередь, хотелось бы ознакомиться со списком либералов-победителей, особенно в ситуации, когда слово «либерал» вслед, скажем, за словом «пацифист» вот-вот перестанет быть просто грязным ругательством, а станет предметом инкриминирования с вытекающими.
Впрочем, крайняя уязвимость посылок не позволяет усомниться в справедливости вывода и ключевого тезиса выступления – представители цеха должны сообща отстаивать свои профессиональные интересы, невзирая на политические, а также всякие иные вкусовые разногласия.
Усомниться можно разве что в актуальности этого благородного призыва.
Потому что непонятно, кому он в существующих обстоятельствах может быть адресован. Та часть медиасообщества, которой высшую меру заменили на пожизненное прозябание в нынешних нормативных реалиях, не обладает ни субъектностью, ни волей к тому, чтобы её как-то заиметь. И упрекать в этом «типа коллег» было бы очевидной несправедливостью: современное состояние отраслевого законодательства и правоприменения делает полноценную и добросовестную журналистику принципиально невозможной.
При советской власти журналисты, не желающие отрабатывать агитпроп-номера, но не готовые уйти из профессии, могли писать про спорт, краеведение, науку или для детворы. Сейчас даже это всё – тонкий лёд и минное поле.
Пока ещё можно пробовать писать про шесть соток, наверное, всё остальное уже у какой-нибудь наспех сработанной грани.
С чем я, разумеется, вслед за коллегой Ивановым нас всех и не поздравляю тоже.