Мнения

1 апреля 2022 18:41

«Помирать нам рановато»: «Новой газете» исполнилось 29 лет

«Помирать нам рановато»: «Новой газете» исполнилось 29 лет

Что говорят в петербургской редакции «Новой газеты» после приостановки.

1 апреля – без шуток – «Новой газете» исполнилось 29 лет. Впервые в свой день рождения издание молчит – ему пришлось приостановить выпуск до окончания «спецоперации». В праздничную дату мы поговорили с петербургской редакцией «Новой» о том, с какими трудностями она столкнулась за последний месяц и почему горевать по газете ещё рано.

Больше месяца «Новая» металась меж двух огней: старалась и соблюдать спешно принятые законы, и освещать новую реальность.

26 февраля издание попало в первую партию тех, кому Роскомнадзор велел удалить «ложные материалы о развязывании полномасштабных военных действий». Регулятор указывал, что «спецоперацию» нельзя называть никак иначе, а тем более «словом из пяти букв». В начале марта, перед принятием закона об уголовном наказании за фейки про российскую армию, «Новая газета» удалила материалы об Украине и на две недели остановила ленту новостей.

Больше месяца «Новая» держалась без блокировки. Зато газету не хотели продавать в киосках, и отказывались распространять почтальоны. Петербуржцы, например, находили в ящиках записки о том, что тираж «изъят как экстремистский». Почта России наличие запрета отрицала.

Бумажные выпуски пришлось продавать из редакции. В Москве – на Хохловском переулке, а в Петербурге – из офиса на 11-й линии Васильевского острова.

1280x1024_8783fb8d-d1d3-4d9d-9317-506cda357ede.jpg

Фото: Обложка «Новой газеты» за 28 марта

Несмотря на то, что петербуржцев просили бронировать экземпляры заранее, 28 марта за последней бумажной «Новой» люди приходили прямо с улицы. К вечеру свежих выпусков совсем не осталось – люди разбирали прошлые номера.

В тот день главный редактор «Новой газеты в Петербурге» Диана Качалова написала в своих соцсетях:

Недели две назад после планёрки я написала Муратову в вотсап грустное. Ну так получилось… Ответ пришел моментально. Начинался он словами: «Качалова, хорош реветь!» Поэтому сегодня, когда нас весь день хоронили – кто на время, кто навсегда, я и себе сказала, и всем говорю: «Хорош реветь!». Да, в среднесрочной перспективе все хреново, хуже некуда, но это не навсегда.

Новая ПРИостановила выход, а не умерла. И мы вернёмся. <…> Но сегодня я хочу сказать, что я невероятно, просто немыслимо счастливый человек: я никогда не делала того, что мне не нравилось, за что пришлось бы краснеть. Все три основных работы в мой жизни – «Невское время», «Мой район» и «Новая» — одна большая любовь. И «Новая», наверное, самая великая и самая долгая. Перед эпидемией, если честно, я была ужасно уставшая и даже думала уходить. Хорошо, что не успела написать заявление. Грянул ковид и работа стала единственным, что спасало от оторопи и паники. И сейчас та же история. С «Новой» — не страшно. Сегодня тьма народу процитировала «Это была хорошая охота». Я не согласна. Охота еще будет.

Лениздат поговорил и с другими сотрудниками петербургской редакции – о том, как они справлялись с цензурой, что хотели бы передать читателям и что для них значит «Новая газета».

Серафим Романов, шеф-редактор «Новой газеты в Петербурге»

Как только Путин объявил о начале «спецоперации», все остальные темы и сюжеты перестали существовать, остались в прошлой жизни. На фоне общего шока от происходящего не сразу было понятно, как именно петербургская редакция сможет подключиться к оперативной работе федеральной «Новой». Но практически сразу темы посыпались сами собой: cолдаты-срочники, боевые потери, санкции и дефицит товаров... Первые несколько дней с 24 февраля и московская, и петербургская редакции работали в режиме нон-стоп на освещение событий, и только когда Госдумой был спешно принят закон о «фейках о "спецоперации"», пришло настоящие осмысление масштабов происходящего и той новой реальности, в которой теперь оказалась российская журналистика.

Вопрос – как долго нам дадут работать – висел в воздухе весь этот месяц. В том, что реакция со стороны власти последует, ни у кого сомнений не было. Вокруг один за другим блокировались и закрывались независимые медиа, журналисты массово уезжали из страны. Постепенно стало ясно, что в отношении «Новой газеты» власть выбрала несколько иной путь: не показательная блокировка, а постепенное выдавливание из информационного поля. Распространители отказывались брать наши тиражи, к сайту прилетали штрафы, возникали проблемы с трафиком из «Яндекс.Дзена» и других платформ.

Сыграла ли роль Нобелевская премия в том, то мы продержались так долго, сложно сказать. Для власти до определенного момента была важна «витрина»: вот вам и выборы в стране, и независимые медиа, и «высвобождение кадров» вместо увольнения людей с работы. То есть формально «Новую газету» Кремль не закрывал, но сделал её дальнейшую работу на фоне «спецоперации» невозможной.

К тому, что придётся приостановить работу, многие в редакции были готовы. Можно сказать, что на данном этапе всё прошло по относительно мягкому сценарию. По крайней мере не пришлось в срочном порядке эвакуировать весь коллектив.

По поводу будущего загадывать сейчас очень сложно, но мы оставляем надежду на то, что «Новая газета» – издание с почти 30-летней историей – не попрощалась с читателями навсегда и сможет вернуться.

1280x1024_d3385be6-9147-415a-a64d-86aa0ebb8268.jpg

Фото: Новая газета

Татьяна Лиханова, обозреватель «Новой газеты»

После 24 февраля изменилось всё – прежнего мира больше нет. На фоне разверзшегося ада как-то даже неловко говорить о трудностях, возникших с введением «закона о фейках» – а по сути военной цензуры. Никогда прежде мы с таким не сталкивались. Могу это утверждать, и исходя из собственного опыта: на протяжении семи лет я работала в зоне боевых действий, в годы первой Карабахской войны. И мои репортажи оттуда публиковались без цензурных изъятий, вещи назывались своими именами, без эвфемизмов.

В первые дни ощущение было такое, будто тебя накрыло бетонной плитой. Не то что писать статьи, дышать невозможно. Да и о чем писать, если про [спецоперацию] нельзя, а про что-то другое кажется невозможным, бессмысленным. Это, пожалуй, стало для меня самым трудным для работы в новых условиях. Но всё же темы нашлись и для Питера – от поиска ответов на посыпавшиеся вопросы читателей про адреса бомбоубежищ до судеб студентов, оказавшихся под угрозой отчисления из-за участия в акциях за мир.

Спасибо всем и каждому, кто переживает, кто остается с «Новой» и теперь, когда она перестала выходить, кто пишет и звонит со словами признательности и поддержки. И не теряет веры в то, что это не конец, а только вынужденная пауза. Я тоже не теряю этой надежды. Мы вернемся. Больше всего переживаю за тех, кто остаётся в колониях и тюрьмах – для многих заключенных «Новая» была единственным источником информации о происходящем. Теперь, чтобы восполнить образовавшийся вакуум, придётся собирать инфу по оставшимся нетоксичным ресурсам, распечатывать и слать им в письмах. С оглядкой ещё и на внутреннюю цензуру пенитенциарной системы.

Большое и по нынешним временам редкое счастье – иметь возможность делать и публиковать то, что считаешь нужным. Не кривя душой, не подлаживаясь под конъюнктуру. Возможность защищать то, что дорого: от старых питерских домов до – не сочтите за пафос – ключевых общечеловеческих ценностей и конкретных людей, попадающих в жернова набирающего обороты молоха. И я бесконечно благодарна «Новой» за такую возможность. А ещё – за ощущение дружества и родства, сопричастности настоящему, важному и честному делу. За высокую профессиональную планку и бесстрашие. 18 лет моей работы в «Новой» – это трудные, но очень счастливые 18 лет. Но помирать нам рановато, есть у нас ещё с «Новой» дела.

 

В этот понедельник, 28 марта, «Новая газета» получила второе предупреждение от Роскомнадзора. Оно было уже вторым за месяц, что грозило отзывом лицензии. Это и стало официальной причиной для временного закрытия редакции.

Издание до последнего оставалось в печатном формате. В том числе и для того, чтобы люди, находящиеся в тюрьмах, могли получать альтернативные источники информации. «Новая» не выходит, но заключённым всё ещё можно присылать письма – для этого есть ФСИН-письмо и обычная почта.